
Онлайн книга «Комната»
На обед у нас салат из фасоли, который я тоже терпеть не могу. После дневного сна мы каждый день кричим, кроме субботы и воскресенья. Мы прочищаем себе глотки и взбираемся на стол, чтобы быть поближе к окну. Мы держимся за руки, чтобы не упасть. Ма произносит: — По моему знаку приготовились, вперед, — после чего мы открываем пошире рот и кричим как можно громче. Сегодня я кричу, как никогда, громко, потому что мои легкие увеличились оттого, что мне исполнилось пять. Потом мы говорим «ш-ш», приложив к губам палец. Однажды я спросил маму, к чему это мы прислушиваемся, и она ответила: — На всякий случай. Потом я делаю рисунки вилки, расчески, крышек от банок и швов на своих джинсах с помощью притирания. Самая подходящая бумага для этого — разлинованная, но для множества рисунков лучше использовать туалетную. Сегодня я нарисовал кота и попугая, игуану и енота, Санта-Клауса, и Муравья, и Счастливчика, и всех моих друзей из телевизора друг за другом, и себя самого — короля Джека. Закончив, я смотал бумагу обратно в рулон, чтобы можно было им вытирать попу. От другого рулона я отрезал кусочек, чтобы написать письмо Доре, но для этого мне пришлось заточить красный карандаш гладким ножом. Я сильно нажимаю на карандаш, поскольку он такой короткий, что от него почти ничего не осталось. Я пишу очень хорошо, только иногда переворачиваю буквы задом наперед. «Позавчера мне исполнилось пять, ты можешь съесть последний кусочек пирога, но у нас нет для него свечей, с любовью, до свидания, Джек». В начале слова «пирога» бумага немного порвалась. — Когда Дора его получит? — Ну, — говорит Ма, — я думаю, через несколько часов это письмо попадет в море, потом его выбросит на берег… Ее слова звучат очень смешно, потому что она сосет ледяной кубик, чтобы уменьшить боль в зубе. Берег и море существуют только в телевизоре, но я думаю, что, если послать письмо, они ненадолго станут настоящими. Я спускаю воду в туалете, и письмо уносится вместе с ней. — А кто его найдет? Диего? — Наверное. И отвезет его своей кузине Доре… — В своем «джипе-сафари». Зум-зум через джунгли. — Так что она получит твое письмо завтра утром. Или самое позднее — в обед. Ледяной кубик уже не так выпирает за маминой щекой. — Покажи! Ма высовывает язык — на нем лежит маленький кубик. — Я думаю, у меня тоже болит зуб. Но Ма отмахивается от меня: — Брось, Джек. — Нет, правда болит. Ой-ой-ой. Ее лицо меняется. — Если хочешь пососать лед, так соси, и не надо ничего придумывать. — Мне больно. — Меня этим не испугаешь. А я и не собирался ее пугать. — Может быть, он заболит, когда мне будет шесть. Доставая из холодильника кубики, она громко выдыхает: — У врунишки вспыхнули штанишки. Но я не вру, а только притворяюсь. Снаружи идет дождь, Бог на нас не смотрит. Мы поем песни «Штормовая погода», «Идет дождь» и еще одну о том, как пустыня ждет дождя. На ужин у нас рыбные палочки с рисом, я давлю лимон, но он не настоящий, а из пластика. Однажды у нас был настоящий лимон, но он слишком быстро закончился. Ма закапывает кусочек своей рыбной палочки в землю под цветком. По вечерам планеты мультфильмов нет, наверное, потому, что темно, а у них на телевидении нет ламп. Я выбираю программу, где готовят еду, но только не настоящую, потому что у них нет консервных банок. Потом я переключаюсь на планету фитнеса, где люди в нижнем белье на разных машинах много раз подряд выполняют одни и те же движения. Я думаю, их здесь заперли. Но эта программа быстро заканчивается, и начинается программа о строителях сборных домиков. Они собирают дома самых разных форм и красят их в миллионы различных оттенков. Дома похожи на множество соединенных между собой комнат. Люди в телевизоре живут в основном в них, но иногда выходят наружу и попадают под погоду. — А что, если передвинуть кровать сюда? — предлагает Ма. Я удивленно смотрю на нее, а потом туда, куда она показывает. — Но это же телевизионная стена. — Это мы ее так называем, — отвечает Ма, — но кровать, наверное, войдет сюда, если поставить ее между туалетом и… нам придется немного отодвинуть шкаф. Тогда мы поставим на ее место комод, а на него телевизор. Но я с силой трясу головой: — Тогда мы ничего не увидим. — Нет, увидим, мы же будем сидеть вот здесь, в кресле-качалке. — Это плохая идея. — Хорошо, забудем об этом. — Ма складывает руки на груди. Женщина в телевизоре плачет, потому что ее дом стал желтым. — Может быть, ей больше нравится коричневый? — спрашиваю я. — Нет, — говорит Ма. — Она плачет от счастья. — Это очень странно. — Может, ей грустно и радостно одновременно, как тогда, когда по телевизору передают красивую музыку? — Нет, она просто дура. Давай выключим телевизор. — А можно через пять минут? Ну пожалуйста. Ма отрицательно качает головой. — Тогда давай поиграем в попугая, у меня ведь получается все лучше и лучше. Я напряженно вслушиваюсь в слова телевизионной женщины, потом говорю: «Моя мечта осуществилась, должна сказать вам, Доррен, что даже в самых смелых мечтах я не могла представить себе такое, а карнизы…» Но тут Ма выключает телевизор. Я хочу спросить ее, что такое карниз, но думаю, что она все еще обдумывает свой безумный план — как передвинуть мебель. Забравшись в шкаф, я не сплю, а считаю наши стычки с Ма. За три дня у нас произошло три ссоры: одна — из-за свеч, другая — из-за мышонка и третья — из-за Счастливчика. И мне хочется снова стать четырехлетним, если пять лет означают постоянные ссоры с Ма. — Спокойной ночи, комната, — очень тихо говорю я. — Спокойной ночи, Ма и шарик. — Спокойной ночи, плита, — говорит Ма, — и спокойной ночи, стол. Я улыбаюсь. — Спокойной ночи, бумажный мяч, спокойной ночи, ноги, замок, спокойной ночи, ковер. — Спокойной ночи, воздух, — говорит Ма. — Спокойной ночи, все звуки. — Спокойной ночи, Джек. — Спокойной ночи, Ма, и не забудь про клопа. — Ночь, скорее засыпай, — говорит Ма, — клоп, малютку не кусай! Когда я просыпаюсь, окно на крыше ярко-голубое, снега на нем нет даже в уголках. Ма сидит на своем стуле, держась за щеку — значит, у нее опять болит зуб. Она смотрит на стол, на котором стоят две вещи. Я вскакиваю и хватаю одну из них. |