Книга Равная солнцу, страница 81 – Анита Амирезвани

— Как мало нам оставалось до самой ужасной участи! Моя династия могла исчезнуть.

— И об этом я им напомнил.

Значит, Пери еще раз изменила ход истории. Теперь она предотвратила уничтожение династии. С этой точки зрения — и я тоже. Это и есть то, что предсказывали мои звезды? А кто же тогда был предназначен стать величайшим правителем среди Сафавидов? Неужели Мохаммад Ходабанде?

— Почему вельможи не побеспокоились остановить несправедливость, которую он сеял вокруг себя?

— Они же поклялись ему в верности.

— Понимаю, — сказала она. — Значит, я права, что амиры не сделали ничего.

Ее осуждение висело в воздухе до того мига, когда она вновь заговорила:

— Все признают, что дочь великого шаха спасла страну и заслуживает награды. Я хочу, чтоб вы убедили их назначить меня регентом вместо того, что они предложили.

— Я не смогу. Ни единый из них не поддержал этой мысли после того, как я ее высказал. Лучшая уступка, которой я добился, потребовала долгих споров.

Тут я ему верил. У него были все основания заключить сделку к выгоде Пери, что сделало бы его самым доверенным сторонником.

— Посудите сами, досточтимая повелительница, те же обязанности вы будете исполнять в должности верховного советника Мохаммада Ходабанде.

— Если он по какой-либо причине не откажет мне в ней.

— Но вы же сами отметили, что он считается не полностью пригодным.

— Кто из амиров поддержал мысль о том, что я могу быть советником?

— Все вожди согласились, что это мудро. Они верят, что вы справедливы и принимаете хорошие решения.

— Значит, они поддержат меня в качестве его советника?

— Они обещали.

Повисла пауза: Пери обсуждала со своим дядей что-то, чего я не слышал.

— В таком случае можете передать им вот эти самые слова. Я принимаю их решение — назначить меня верховным советником при Мохаммаде Ходабанде, но лишь после того, как каждый из них согласится поддерживать меня в этой должности. И еще скажите им, что больше нет никакого запрета на встречи со мной. Если они не смогут появиться на совете после третьего дня траурного обряда по усопшему шаху, соглашение недействительно.

— Чашм. Благодарю вас, царевна, за уверения, что это преобразование будет более упорядоченным, чем предшествующее. Могу я известить о том старейшин?

— Можете.

Мирза Салман вышел, и, когда он исчез, я присоединился к Пери и Шамхалу. Царевна гневалась.

— И что он сказал о тебе? — спросила она у дяди.

— Ничего, — отвечал он. — Разве ты не видишь, что он пытается управлять тобой, притворяясь вернейшим из всех?

— А он не вернейший?

— Очень сомневаюсь.

Пери задумчиво поглядела на него. Мне тоже пришло в голову, что он старается опорочить мирзу Салмана, чтоб выдвинуться самому.

— Как хорошо ты знаешь Мохаммада Ходабанде? — поспешно спросил ее Шамхал, явно меняя предмет разговора.

— Не слишком. Он служил за пределами столицы, когда я была еще ребенком. Но у него не было желания править. Это я возьму на себя.

— А если все будет как с покойным?

— Мохаммад куда слабее Исмаила и куда разумнее.

— Я слышал, его жена свирепа.

Мне вспомнилось, как Хайр аль-Ниса-бегум перевернула поднос с лакомствами на короновании Исмаила.

— У нее очень непрочное положение при дворе. Если понадобится, я поставлю ее на место.

— Жаль, что мирза Салман не может быть влиятельнее, — сказал Шамхал с недоброй усмешкой.

— А что ты думаешь? — спросила меня Пери.

Очень редко она спрашивала мое мнение в присутствии своего дяди.

— Служить главным советником слепому шаху — разумное соглашение, — сказал я.

У политики своя правда: уступка была лучшим, на что мы могли надеяться.

Шамхал оглядел меня, потом ее, словно пытаясь различить, куда утекает его влияние.

— Чем я могу помочь? — спросил он наконец.

— Я дам тебе знать. Извини меня, дядя, но сейчас мне нужно заняться другими вещами.

— Я вижу. Могу я тебя навестить чуть позже?

— Да-да, конечно.

Шамхал поднялся, явно разочарованный своим отстранением, и вышел. Пери оставалась на месте, погруженная в свои мысли, затем вздохнула:

— Как мне не хватает отца! Ничего я не понимала, пока он был жив… не было человека, который был бы так же постоянен в любви…

Неосознанный протест едва не сорвался с моих губ. Пери тихо добавила:

— Я хотела сказать, ни одного другого родственника.

Как было заведено, шаха Исмаила предали земле в день, когда он скончался. До погребения, назначенного на вечер, я встретился в банях с Баламани. Сдав одежду привратнику бань, старый евнух, у которого не хватало уже нескольких зубов, присоединился ко мне — я весь намылился, окатился несколькими ведрами и теперь растянулся в самой горячей воде рядом с Баламани.

— А-а кеш-ш-ш… — произнес я из глубины души.

— Привет, друг мой, — ответил Баламани, когда волны от меня плеснули ему в грудь. — Какие нам достались неожиданности!.. Тринадцатый день Рамадана мы не забудем никогда.

— Бог велик!

Мое восклицание отдалось эхом в соседнем зале. Баламани понизил голос, чтобы слышал только я:

— Воистину велик, но людям трудно понять, почему случилось это бедствие. Ходят слухи, что шаха отравили.

— В самом деле? — поинтересовался я, поворачиваясь к Баламани, чье грузное тело пар словно выбелил. — И кому приписывают?

— Говорят, что это его сестра.

Слова его меня встревожили.

— Как можно верить слухам? Я по случайности знаю, что всю ту ночь она писала письма, потому что я был с нею.

— Хорошо, что ты сказал, — согласился он. — Я только передаю сказанное. Между прочим, надеюсь, что ты удовлетворен.

Говорил он не слишком дружелюбно. Я было прикрыл глаза, наслаждаясь теплом, но тут открыл их и глянул на него.

— Думаю, что довольны все, — ответил я.

— Но не я.

— Почему?

Он поднес пригоршню воды ко лбу и скулам, промывая морщины.

— Потому что думаю о шахе Тахмасбе. Он, конечно, посылал некоторое число людей на казнь, даже своих родичей. Опасность в том, что иной человек начинает думать, что предназначен делать это постоянно.

— Верно.

— Мне ужасно думать, что ты можешь стать таким человеком, — добавил он.