Онлайн книга «Зори лютые»
Тускло коптит свеча. Темные блики на стенах. Запах горелого мяса. В голом, подвешенном к балке на вывернутых руках человечке Василий с трудом узнал некогда важного и дородного дьяка Серого. На мгновение великий князь представил ад. «Старший черт» Федька вскочил при входе государя. Засуетился не в меру и его ретивый помощник, дюжий палач. Переступил Василий лужу свежей крови, сел на лавку, буркнул угрюмо: — Отпустите его да остудите. Палачи сняли тело дьяка Серого, окатили водой из кадки. Открыл он помутневшие глаза, узнал великого князя, заплакал. — Почто слезы льешь? — хмуро спросил Василий. — Когда меня облаивал, о каре не мыслил. Думал, мне о том не будет ведомо? — Не виновен я, государь мой Василий Иванович. Оболгали меня. — Так ли уж? — спрятал улыбку в бороду Василий и повернулся к дьяку: — А не покликать ли нам послухов? И, не дождавшись ответа, велел стоявшему у двери ратнику: — Покличь Лизуту с Версенем… Тех с постели подняли сонных. В пыточную избу вошли, оба зуб на зуб не попадут от страха. Великий князь насквозь бояр пронзает глазищами, жжет. — Ну? Лизута, осмелев, скользнул взглядом по Серому. Переспрашивать себя не заставил: — Дьяк Серый, осударь, сказывал, не тебе, дескать, великим князем быть надлежит, а племяннику Димитрию. — Вишь, заступник за Димитрия выискался, — протяжно выговорил Василий. — Ох-хо-хо, неблагодарность какая! У Серого глаза от ужаса расширились, на Лизуту глядит недоуменно. Потом вдруг сообразил, закричал, взмолился: — Государь Василий Иванович, облыжно поносит меня боярин! Но Василий не слушает его, у Версеня спрашивает: — Подтвердишь ли ты, боярин, слова Лизуты? Иль, может, и вправду оружничий поклеп возводит? — И прищурился настороженно. Версеню хочется сказать, что не слышал он от дьяка Серого таких речей, но рядышком палач на боярина надвинулся, и язык заговорил иное: — Под-подтверждаю! Великий князь махнул рукой, произнес устало: — Отпускаю, не надобны вы мне ныне. — Уставился на Серого. — И теперь запираться станешь? Дал знак дьяк Федор, и палач поволок Серого к дыбе. Дико завизжал он, заговорил торопливо: — Государь Василий Иванович, не вели пытать, все обскажу. Не мои слова то, а боярина Яропкина. Я же невиновен! Вздохнул Василий: — Час от часу не легче. Вона измена какими боярами завладела… Уходя, угрюмо кинул дьяку: — Дознавайся и дале, Федька, кем еще дьяк науськан… * * * Не учуял Версень, как очутился у Твердиных хором. Воротний сторож впустил боярина. Холоп, сидевший на ступеньках крыльца, провел в горницу. Пока зажигали свечи, вышел из опочивальни боярин Твердя, взъерошенный, ночная рубаха до пят. Зевая, спросил: — Стряслось чего, Иван Микитич? Лица на тебе нет, бледной какой… — Страху-то, страху натерпелся я, боярин Родивон Зиновеич, — трясся в ознобе Версень. — Из пьггочной избы я. — Свят, свят, — пугается Твердя и отмахивается от Версеня пухлыми ладошками. А боярин продолжает шептать: — Васька-то, Васька с дьяком Федькой Серого казнят. Лизута, боярин, донос учинил… Серый не вытерпел пыток, на боярина Яропкина указал. — О Господи, — крестится Твердя, — терновый венец нести Яропкину. Не очухался еще от казанского глумления, в московское попал. — Упредить бы боярина, — предложил Версень. — Авось в Литву сбег бы. — Нет, — крутит головой Твердя. — Дознается Васька, нам вместо Яропкина не миновать пыточной избы. Не могу с огнем играть, боярин Иван Микитич, не хочу! Из опочивальни недовольный голос боярыни Степаниды позвал Твердю: — Родивон! Тот поспешил выпроводить Версеня, на ходу приговаривая: — Пусть его, Иван Микитич, своей судьбы не минуешь. Версень впопыхах шапку в горнице забыл. Вспомнил о ней уже во дворе. Не захотел ворочаться. Понурившись, побрел ночной пустынной улицей. * * * Боярыня Яропкина укараулила государя, когда тот с братом Дмитрием из псарни ворочался, и, пышнотелая, ухоженная, плюхнулась ему в ноги. За государев кафтан вцепилась, откуда и речь обрела, а раньше, бывало, в иной день и слова не вымолвит. А Василий Яропкину слушать не желает, хмурится. Дмитрий отвернулся, жаль боярыню, унижение терпит. Вырвался Василий, отошел. Яропкина бранью разразилась, вслед государю кулаком грозит. Василий покрутил головой: — Вишь, каким голосом взвыла, старая волчица. Поглядим, како запрыгаешь у Федьки в пыточной, поглядим… Дмитрий будто не расслышал. — Онемел ты, брате, — сказал Василий, — вижу, не по нутру тебе мое обхождение. Ты, верно, мыслил, я ослушников по голове гладить учну? — Тебе видней, ты государь, — поспешил сказать Дмитрий. — Это верно. Власть свою я един держу, как и отец наш. Супротивников караю. А вдругорядь за все, где князем ли, боярином по их неразумению что-либо натворилось, спрос строгий учиню. Мыслишь ли, на что намек? Дмитрий кивнул. Василий, не довольствуясь этим, сказал: — За подобное казанскому, где полки наши срам приняли по княжьей и боярской дури, казнить велю. И круто повернул от Дмитрия, оставив его одного. Глава 6
Литовская угроза Великое княжество Литовское. Маршалок Глинский. Сейм. Еремкина управа. Паны вельможные. Анисим и Фролка. Гонец из Литвы. Дозор воеводы. Соловейко. Казнь Фролки Со времени Ягайла Великое княжество Литовское связано с польским королевством унией [15] . На засилье польских панов литовцы ответили восстанием. Его возглавил князь Витовт. Литовцы заставили Ягайла считаться со своей самостоятельностью. В битве при Грюнвальде [16] русские и литовско-польские полки разгромили немцев-рыцарей, намерившихся огнем и мечом поработить славян. Выросло и усилилось Великое княжество Литовское. На юге оно подступало к Черному морю; на севере — почти до Балтийского; на востоке выдалось за Торопец, Вязьму и Мценск, Минск и Киев, Оршу и Смоленск, искони русские города и земли, захватили литовские князья. |