Онлайн книга «Зори лютые»
— Добро тебе, Андрюха, голова у тя лысая, блестит, словно навощенная. — Неча завидовать, Василий, настанет час, и у тя повылазят. Сняв с зубьев пук волос, Морозов кинул под ноги и, отложив гребень, натянул на себя длиннополый, шитый серебром кафтан. Одернул, застегнулся. — Послов по одежде встречают, — сказал и осторожно двумя руками нахлобучил отороченную соболем шапку. — Слова истинные, Василий. Ко всему, ежели послы с подарками богатыми, — добавил Мамырев. — Даров у нас малость, — вздохнул Морозов. — За долгое житье в Бахчисарае вконец обнищали. — На этакую прорву не напасешься, — согласился Мамырев. — Ныне велел я подьячим все потрясти, что есть, подарим еще царю татарскому, авось подавится. Морозов покачал головой: — Слава те, Всевышний, изволил-таки хан допустить к своей милости. А я мыслил, что, не повидав Гирея, и на Русь отбудем… Выйдя из караван-сарая, они сели на коней. Час полуденный, и в чистом небе тепло, не по-зимнему выгревает солнце. Воробьиная стая обсела раскидистое дерево, щебечет. За глинобитными заборами плоские крыши саклей. Тополя и клены сбросили листву, замерли в спячке. По ветвям поплелись, вытянулись к самым макушкам голые виноградные плети. Унылы опустевшие в зимнюю пору сады Бахчисарая. И только красуются вечнозеленые кипарисы. — Робею, Андрюха, — проговорил Морозов. — С посольством часто доводилось бывать, а править — впервой. — А ты о том забудь, — успокоил его Мамырев. — Чай у тебя башка не дурней, чем у боярина Тверди. Они пересекли площадь перед дворцом. Белели каменные стены ханских покоев. Дворец двухъярусный, крытый чешуйчатой черепицей. Тоскливо глядят на город узкие зарешеченные оконца. Молчат, не бьют струи мраморных фантанов, и дорожки, покрытые песком, густо устланы желтыми листьями. У ворот дворца зоркая охрана. Сошли дьяки с коней, дали знать подьячим, чтоб тащили за ними подарки, и направились к воротам. У входа толпа мурз и беков преградила дорогу. Мурза Аппак подморгнул Морозову, сказал по-русски: — Васка, айда карашеваться! Мурзы и беки рассмеялись, по-своему затараторили, на дьяков пальцами тычут. Кудаяр-мурза под ноги Морозову плюнул, толмачу о чем-то пропищал. Толмач головой закрутил, переводить не захотел. А Кудаяр-мурза нож из сапога потянул, двинулся на толмача. Тот испугался, перевел: — Мурза Кудаяр сказывает, что ты, дьяк Василий, холоп. Озлился Морозов, Кудаяру кулак под нос сунул. — Ужо самому царю Менгли-Гирею на тя пожалуюсь. Но Кудаяр дьяка не слушает, вырвал у подьячего беличью шубу, на себя пялит. Тут и другие мурзы и беки послам дорогу загораживают, дары требуют. Морозов с Мамыревым едва во дворец протолкались. Мурзы и беки рожи кривят, гогочут непристойно. Опередили русских послов, скрылись в переходах. — Ну чисто шакалы, — выругался Мамырев. — Орда ненасытная, — вторит ему Морозов. Пока шли коротким мрачным коридором, недобрые мысли в голове роились. Кирпичные своды низкие, давят. Морозов Мамыреву глазами указал на дверь впереди. Железная, кованая, а пока ее минуешь, в три погибели согнешься. — Не доводи до греха, втолкнут и закроют навеки, — шепнул Морозов. Мамырев дрожит. — Молчи ужо. И без того боязно… За коридором начались палаты. Свет тусклый, едва пробивается через оконце под потолком. Не успели дьяки дух перевести, как вошли в ханские покои. Менгли-Гирей сидел на низеньком, отделанном перламутром помосте. По правую руку у хана восседал на ковре любимец царевич Ахмат-Гирей, по левую руку от Менгли-Гирея — визирь турецкого султана Керим-паша, а дальше царевичи и мурзы с беками. Отвесили Морозов с Мамыревым хану поясной поклон. Морозов справился о здоровье Менгли-Гирея и жен его многочисленных. Толмач дьяковы слова перевел. Хан ответил угрюмо: — Аллах, да будет его воля, милостив ко мне, правоверному. Тут глаза Морозова встретились с глазами Кудаяр-мурзы. Тот глядел на русского посла нагло, усмехаясь. — Великий хан, — сказал дьяк Морозов. — Челом бью и жалобу приношу на Кудаяр-мурзу. Поносил он меня и бесчестил, холопом обзывал и ко всему шубу, какую государь мой тебе посылал, отнял. Не стал слушать Менгли-Гирей толмача, ответил насмешливо: — Шубой той мы Кудаяр-мурзу одариваем. Царевич Ахмат захихикал. Его поддержали другие. Только визирь Керим-паша оставался невозмутим. Морозов выждал, когда утихнут, сказал: — В том, великий хан, твоя воля, хоть и все ему отдай. Но не вели над послами глумиться. — О, дерзкий урус! Длинный язык твой уподобился жалу ядовитой змеи. Я вырву его. — Глаза у Менгли-Гирея сузились, крылья приплюснутого носа гневно раздувались. — Князю твоему, нашему слуге Ваське, передай, пусть выход мне дает, как давала Москва и вся урусская земля хану Узбеку. О-оо! — Хан воздел руки — Урусы думают, что татарские воины наведут страх на Литву. Но видит Аллах, я не хочу этого… Менгли-Гирей отвернулся. Мурзы подскочили к дьякам, вытолкали из царской палаты. Воротились Морозов с Мамыревым в караван-сарай опечаленные. — Нелегко посольство вести, — сокрушается Мамырев. — Еще как нелегко! — соглашается Морозов. — Особливо у крымчаков. Седни не ведаешь, что завтра случится. Перед ханом стоял, дрожью било. Не чаял, что живы выберемся. Ин пронесло. — Повременим еще. Мамырев почесал затылок. — Остерегаюсь, не послал бы Гирей орду на Русь. — Сам о том подумываю, — согласился Морозов. — Поспешать бы домой, в Москву, государю обсказать все… К вечеру в караван-сарай приехал мурза Исмаил. Натянул повод коня на кол, прошел в клеть к дьякам. У тех нетерпение, ждут: с чем Исмаил пожаловал? А может, с мурзой другие татары приехали, схватят, кинут дьяков в яму — и конец? Исмаил, едва уселся, заговорил. Толмач пересказывает: — Великий хан во гневе на урусского князя, зачем дары малые шлет. Менгли-Гирей к литовскому королю милостив, ярлык ему дал на города многие… А еще великий хан послов урусских отпускает в Московию и сказывает, что он ждет от князя Василия казны, и кречетов, и утвари дорогой. Да еще отпустить в Крым царя Абдыл-Летифа, какой многие годы в московской темнице содержится. Мурза замолк. Заговорил дьяк Морозов: — Государю нашему, великому князю Василию Ивановичу, мы слова ханские, мурза Исмаил, передадим. А каков ответ на них государя будет, того не ведаем. Что до короля Сигизмунда, принявшего ханский ярлык, то это его дело. Наш же государь землями своими не по милости хана владеет, а по отчему праву и в ярлыках на города и веси нужды не имеет… Тебя же, мурза Исмаил, как друга нашего мы отблагодарить хотим. |