Книга Конокрад и гимназистка, страница 29 – Михаил Щукин

— Эй, где вы там, померли, черти?! — донеслось из дома через открытые двери, — иди к нам, хряпнем на посошок!

Гречман даже дыхание затаил.

В дверном проеме показалась лохматая голова, и Гречман грохнул по ней чуть повыше уха. Молодой, ражий парень ахнул почти беззвучно, разинул рот и завалился со всего маху на спину, внутрь дома. Тело с грохотом ударилось в половицы. Гречман, не медля ни секунды, перепрыгнул через парня, влетел в дом, освещенный лампой под потолком, и сразу же, молчком, без крика, влепил двум оставшимся молодцам по пуле в ляжки.

Подмога же подоспела только через час, за что и была безжалостно обругана, а иные, кто оказался поближе, получили по оплеухе.

Об этом подвиге ново-николаевского полицмейстера написали газеты, имя его стало известно даже самому губернатору, который соизволил личным письмом поблагодарить Гречмана за верную службу.

Сколько их было после этого — всяческих опасностей, засад, погонь… Кто считал?

Службу свою полицмейстер правил истово, по сторонам не оглядывался и особо над своей судьбой не задумывался: жалованье он получал хорошее, иногда, по мелочи, брал небогатые взятки, деньги зря не транжирил и уже через два года обзавелся собственным двухэтажным домом, горничной и кухаркой, собирался жениться, но все было недосуг.

И шла жизнь своим чередом, плавно-хорошо, до тех пор, пока не появился в кабинете Гречмана невысокого роста, худенький человек, кривой на одно плечо, с умными, быстро шныряющими глазками. Это был акцизный чиновник Бархатов.

Встречался с ним Гречман нечасто и всегда по казенной надобности: либо обследовать и дать разрешение на открытие пивной лавки, либо устроить проверку легкового извозного промысла, либо осмотр торговли мясом — да мало ли было у полицмейстера таких скучных дел, которыми занимался он лишь по служебным обязанностям и без всякого желания?

Бархатов же, напротив, всегда проявлял рвение, был въедливым и дотошным, привязывался к каждой мелочи, и его шныряющие глазки никогда не знали покоя — все видели и замечали.

Однажды они поехали проверять пивную лавку, которую открывал купец Парахин, тот самый, недавно ограбленный неизвестными в памятную ночь. По дороге к лавке Бархатов, подергивая кривым плечом, издалека завел витиеватый разговор:

— Да, Петр Бернгардович, служба наша тяжелая и неблагодарная. Бьешься, бьешься ради общественного блага, а в ответ тебе — ни доброго слова, ни награждения…

Гречман молчал, не понимая, куда клонит акцизный. А Бархатов между тем продолжал:

— Вы вот жизнью своей рискуете, с разными элементами воюете, а другие мошну набивают. Я-то знаю иных наших тузов, помню, какими они в Ново-Николаевск приехали — пары приличного белья не имели, а теперь рысаков с кучерами держат на выезд и дома себе ставят каменные. А мы, государственные люди, с хлеба на квас перебиваемся, а на нас вся держава и государев трон держатся.

— Ну и что ты предлагаешь? Подать рапорт по начальству, чтобы жалованье повысили? — Гречман понял, что разговор заведен не просто так, не для того, чтобы за легкой болтовней скоротать дорогу.

— Как же, повысят! — живо отозвался Бархатов. — Так повысят, что без должности останешься. Забыли мы старые заветы, забыли…

— Это какие такие заветы? — Гречман терпеливо ждал, когда Бархатов выведет разговор к главной сути.

— А хорошие были заветы, я тут недавно историческую книжку одного господина литератора читал; фамилии, правда, не помню… Да бог с ней, с фамилией. Написано там, что царь раньше назначал воеводу на кормление. Как сказано — «на кормление»! Понимал государь, что на одно жалованье тяжело жить, потому и разрешал с должности казенной кормиться.

В исторических разысканиях Гречман был не силен, но суть уловил сразу:

— Выходит, тоскуешь ты, Бархатов, что теперь к нашим должностям кормление не прилагается?

— Если честно, как на духу, — тоскую, Петр Бернгардович. Взять хотя бы этого же Парахина. Третью пивную лавку открывает! А пять лет назад на базаре сидел и ножи точил. Да еще старые кастрюли лудил бабам.

Разговор становился все более интересным, и Гречман искоса внимательно поглядывал на Бархатова, словно видел его впервые. Занятный мужичок, акцизный чиновник, занятный…

Бархатов дернул кривым плечом, глазки его заметались по сторонам, и он вдруг выложил:

— А давайте-ка запретим Парахину лавку открывать. А после — посмотрим…

— Ну, как мы запретим?

— А я вам на деле покажу, если вы разрешите и вмешиваться не будете.

Гречман после недолгого молчания кивнул головой:

— Ладно, поглядим.

А поглядеть было на что… На улице Асинкритовской Парахин отгрохал двухэтажный дом, верх — деревянный, низ — каменный. Внизу и располагалась пивная, о чем извещала вывеска, на которой по полузеленому-полужелтому фону белыми буквами было написано: «Пивная лавка, продажа распивочного и на вынос».

— Вывеска по всем правилам, — отметил Бархатов, — длиной не менее двух аршин и шириной не менее аршина. Полюбопытствуем, что внутри имеется…

Гречман, решив не вмешиваться, ни о чем не спрашивал и молча озирал хоромы Парахина. А вот и хозяин торопливо выскочил на крыльцо, услужливо распахнул двери — входите, люди дорогие.

Бархатов и Гречман вошли.

За прилавками вытянулись два приказчика — широкоплечие, мордатые, но прилично одетые и аккуратно причесанные.

— Вот, — обвел руками свое новое заведение Парахин, — прошу вас, господа, осматривать, а после осмотра приглашаю наверх, чтобы скромной трапезой отметить событие.

Бархатов мелкими шажочками просеменил из одного угла в другой, заглянул за прилавок, затем прошмыгнул в двери, ведущие на второй этаж, зачем-то закрыл их, затем снова открыл, вернулся, сделал еще несколько кругов по лавке и объявил:

— Разрешение на открытие лавки, господин Парахин, выдавать никак нельзя, и трапезу вы рановато приготовили.

— Как это… — Парахин от удивления даже рот открыл, не находя нужных слов.

— А уж вот так! — быстро ответил Бархатов и дальше скучным и невыразительным голосом, без запинки, на память, сообщил: — Согласно «Обязательному постановлению по городу Ново-Николаевску о внутреннем устройстве и порядке содержания пивных лавок», двери из комнаты в комнату, за исключением входных, и из прихожей в посетительскую должны быть сняты…

— Снимем, сей момент снимем, — словно очнувшись, воскликнул Парахин.

— Не перебивайте! — осек его Бархатов. — Согласно тому же параграфу пятому «Обязательного постановления по городу Ново-Николаевску», внутреннее сообщение чрез посредство пивной лавки с другими торговыми или промышленными заведениями, а равно с жилыми помещениями, не исключая квартиры хозяина или его приказчика, безусловно, запрещается. А мы что видим, господин Парахин? У вас на второй этаж не только двери, у вас целая лестница туда ведет!