Онлайн книга «Харбин»
|
По крутой лестнице, очень неудобной для его раненой ноги, Асакуса спустился в тускло освещенный коридор. Внизу у самой двери стояла тумбочка с телефонным аппаратом и стол, за которым сидел дежурный офицер. Увидев полковника, тот вскочил и вытянулся. – Как тут у вас? – на ходу спросил Асакуса. – Всё нормально, господин полковник, только из пятнадцатой – отдал богу душу. Асакуса остановился. Он вспомнил, что в пятнадцатой камере сидел китайский студент, на которого донесли, что он то ли покупал детали для радиоприёмника, то ли продавал их. – Ну отдал и отдал! А если Богу, то его счастье! – сказал полковник, а сам подумал: «В конце концов, это дело жандармерии. Да и какая душа у китайца и какому Богу он её отдал? Ох уж эти русские, всё бы им Бог!» – Кто с ним работал последний? – Переводчик Ляо! – Хм! – хмыкнул полковник и подумал: «Переводчик! По переводу с одного света на другой!» – И что же? – Не могу знать, господин полковник, только кричал уж больно громко этот китаец и всё горлом клокотал. Видать, захлёбывался… – А чайник Ляо приносил большой? – Большой. Я такого даже и не видал. Из дому, что ли, приволок! Извините! Дежурный по внутренней тюрьме, бывший штабс-капитан, уже почти старик, перекрестился, опустил голову и стал переминаться с ноги на ногу. – Что, жалко вам этого, из пятнадцатой? – Никак нет, господин полковник! Ведь гадина коммунистическая! Как же жалеть? Асакуса посмотрел на него внимательно: – Это вам Ляо сказал? – Никак нет, господин полковник, господин Ляо ничего не говорил! – Дежурный уже стоял навытяжку. – Так с чего вы взяли, что «коммунистическая»? Дежурный глотнул воздуха: – Так они все, китайцы… Асакусе вдруг стало неинтересно. – Ладно… – промолвил он. – Как остальные? – Тихие, господин полковник, словно голуби… Асакуса снова глянул на дежурного: – А как «голубь» из особой? – Храпит! Вот уж неделю храпит. К нему не ходят, так он сутки напролёт храпит, а то всё стонал. – Отсыпается. Давно у него последний раз был врач? Дежурный суетливо стал листать журнал. – Третьего дня, господин полковник! – Ну что ж! Ну что ж! – Асакуса рукой в тонкой белой перчатке сам перевернул несколько страниц журнала и неожиданно для самого себя спросил: – Давно у нас? Вопрос поставил дежурного в тупик, он стоял с открытым ртом и непроизвольно шевелил пальцами. – До миссии где служили? – уточнил Асакуса. – В меркуловской, во Владивостоке. – Это когда же? – В двадцать первом. – Дежурный явно не понимал, чего от него хотят. Асакуса вдруг понял, что зря затеял этот разговор, но положение не позволяло просто так, взять и закончить его. – А там не храпели? – Никак нет! Стонать стонали, а храпеть – никак нет! – И что, прямо до сегодняшнего дня служили в меркуловской? – Асакуса почему-то начал раздражаться. Дежурный почуял тон начальника и встревожился. – Никак нет, господин полковник! – Он снова вытянулся. – В меркуловской я до двадцать второго, до октября, пока красные не взялися!.. – Он стал заикаться. – А в двадцать третьем сюда подался, в Маньчжурию, то есть год ещё с партизанами ходил… Ну с этими, будь они неладны… с контрабандистами… – Что же так? Почему вдруг контрабандисты – «будь они неладны»? – Звери, господин полковник! Чисто звери! – И это вы говорите после меркуловской? Дежурный ухмыльнулся: – В меркуловской – понятно! Контрразведка – она и есть контрразведка. С красными гадами, как ещё? «Чего я к нему привязался? – подумал Асакуса, не зная, как закончить разговор. – А впрочем, интересно! По говору он если не крестьянин, то простой мещанин, что ему красные плохого сделали?» – …А эти, – продолжал дежурный, – ни малого ни старого не жалели, всё говорили – «шоб свидетелей не было»… А всё ведь наши, православные! Асакуса присел на табурет: «Где он до штабс-капитана дослужился?» Дежурный будто услышал его немой вопрос: – Из казаков я, забайкальских… Зыков моя фамилия. Иван Зыков. – И он на секунду опёрся одним кулаком об стол. – Виноват, господин полковник, ранение имею… Партизаны, краснюки голимые, деда, отца, братьев… всех. Я ведь после даже и могил их не сыскал… баб только не тронули. Я уж, как Колчака расстреляли и Семёнов к вам подался, совсем было замириться хотел! А тут!.. – Он тяжело передохнул. – Ну и на восток. Посля Волочаевского побоища раненого привезли в Никольск-Уссурий-ский. Там отошёл малость, а рядом офицер долечивался, из разведки, ну и отрекомендовал кому следует. Там уж из подъесаулов в штабс-капитаны и переодели. – И как… в контрразведке? Дежурный молчал. Асакуса стал нетерпеливо подёргивать носком сапога. – Как – в контрразведке? – Как, господин полковник! Известно как! Локти к затылку! А кровь, она всякая – красная, хучь русская, хучь китайская, хучь… «…японская!» – мысленно договорил за него Асакуса. – А здесь как? Помогаете? Красных и здесь… немало! Глаза русского стали злыми и холодными. – Никак нет, господин полковник! Я уж лучше, если будет дозволено, тут, у тумбочки послужу. В наступившем молчании послышалось, как где-то в дальней камере пискнула крыса, Асакуса вздрогнул и побелел скулами. Его интерес к биографии дежурного исчез. – Включите полный свет в коридоре и вызовите моего адъютанта. Я – в «особой». Он встал и вытащил из кармана собственный ключ от «особой» камеры. – Будет исполнено! – бодро откликнулся дежурный, понимая, что непонятный ему разговор окончен, и вдруг закричал: – Господин полковник, а сабельку-то! С сабелькой в камеру-т никак нельзя, для вашей же безопасности! Асакуса раздражённо отрезал: – Это не «сабелька», подъесаул! Выполняйте… – Он не договорил, подхватил рукою катану и захромал к дальней камере, за его спиной дежурный схватил трубку и стал крутить телефонный диск. «Сабелька! Русскэ, дурака-дэс!» Дойдя до дальней камеры, он вставил ключ в замок тяжёлой, обитой дополнительными для звукоизоляции толстыми деревянными досками двери, ключ провернулся, не лязгнув, и дверь тихо отворилась. «Смазали», – отметил он про себя. |