Онлайн книга «Харбин»
|
– И даже чайник не выключили, сгорите ведь! – добавила Дора Михайловна. – Пойдёмте, господа, пойдёмте, вы же не зря ко мне пришли и даже дожидались. – Сорокин обернулся к Доре: – А если бы я не забыл деньги дома и поехал к вам, так и ждали бы здесь всю ночь? – Ну, ночь не ночь… – неопределённо промычал Лычёв. – Ладно, господа… Оказалось, что он не только не выключил примус, но и не закрыл входную дверь, так спешил к Родзаевскому со своей новостью. Синий эмалированный чайник был пуст, подкопчён снизу и ещё не остыл. Сорокин налил воды и, пока он это делал, думал: «Зачем пожаловали в такое время?» Лычёв присел на край кровати, Дора – на край единственного стула. Сорокин стоял к ним спиной. «Сколько же ему лет, Лычёву? Шестьдесят пять – шестьдесят семь, а выглядит… и здоров, и сух, и строен… шашкой небось и сейчас может располовинить от плеча и до седла… а Дора, ничего в ней не осталось ни от казачки, ни от содержанки…» Он мельком оглянулся: в его комнате на краю стула сидела только-только начинающая стареть красавица: на полуоткрытых, в шёлковых чулках коленях она скромно держала руки в тонких перчатках, сквозь которые угадывались кольца и перстни; на коленях у неё лежала сумочка, дорогая, из кожи питона; блузка на груди была заколота геммой из слоновой кости, на гемме были искусно вырезаны две обнявшиеся обнажённые гречанки, туники которых лежали у ног. – Ну вот! Через пять минут смогу напоить вас чаем! – сказал Сорокин и повернулся. – Чай – это для господ, Михал Капитоныч, или интеллигенции! А мы – попроще, нам и водочка сойдёт! – отреагировал Лычёв. Дора строго покосилась на него: – Не держим-с, давно-с! – Да! Ведомо нам сие! А про то – при себе имеем-с! – сказал Лычёв и вынул из заднего кармана брюк блестящую стальную плоскую фляжку. – Стакан найдётся? – Это – да! Вот только с закуской плоховато, жара, всё моментально прокисает. – Это ничего! Курить можно? – Сколько хотите… Лычёв приложился к горлышку, вынул накрахмаленный платок и приложил его к губам. Сорокин поставил на стол бесполезный уже стакан и с сожалением вспомнил о своей давно утерянной фляжке, подарке леди Энн. – Ну что? Тогда к делу?.. Лычёв кивнул, прикуривая папиросу, Дора Михайловна тоже достала тонкую сигаретку и вставляла её в мундштук. – Не про «Отчизну» же вы пришли говорить так поздно? Кстати, об «Отчизне», не обратили внимание на то, что далеко не все фамилии видных людей, тех, кто рядом с японцами, упоминаются в её передачах… – Не обратил, – отмахнулся Лычёв, – сейчас не до этого… – А до чего или до кого? – Адельберг! Сорокин удивился. – Адельберг? – переспросил он. – Который? – Старший! – А что старший? Чем он вам не угодил? Насколько мне известно, у японцев он в чести… Лычёв сквозь дым смотрел на Сорокина. – Мне? Ничем! А тому, о чём мы будем говорить, вы были свидетелем! Сорокин выключил вскипевший чайник и присел на край стола. – Я? Я здесь при чём? И чему «тому»? – Вспомните-ка, что сталось с тем золотом, которое вы сопровождали вместе с ним, в двадцатом? Сорокин сообразил за секунду. – Ах вон оно что? Всё просто, его забрали чехи, и паровоз и вагоны. Только, по-моему, они даже не знали, что там золото. Я потом об этом узнал, им нужен был транспорт, а обнаруженное столь счастливо золото они сдали в свой Национальный комитет. Это всё, что мне известно! – А на что Адельберги так хорошо жили всё это время, ведь с дороги его выгнали красные ещё в двадцатом пятом, а в Беженском комитете сколько платят? – Насколько мне известно – нисколько! – Вот то-то и оно! – Лычёв снова приложился к фляжке, Дора Михайловна скривила губы и спросила его: – Сергей Афанасьевич, а ты рассказать-то успеешь? – Всё, Дора, больше не буду, – ответил Лычёв и затолкал фляжку в карман. – Вам эта история, скорее всего, неизвестна, однако я знаю, что в двадцать четвёртом, летом, когда Адельберг был в партии на Малом Хингане, у него была любопытная встреча с китайскими контрабандистами, которые должны были доставить это золото мне, моё золото… После этого Адельберг уже не зарабатывал ни копейки, видимо, ему не нужно было, а его красавица жена даже бросила преподавать в танцклассе, жили скромно, но и не бедствовали. – Может быть, и так, да только я-то что? Что от меня требуется? – Очень просто, Михал Капитоныч, требуется только не спускать с него глаз. Если моё золото у него, значит, он пойдёт его доставать, не останется же он здесь, когда придут красные… – Что, кто придёт? – Смеётесь?! Нам с границы хорошо видно, сколько они пригнали эшелонов с войсками и вооружением! Или просто так, укреплять свои дальневосточные рубежи? У них и на западе забот много! Сколько надо после войны с Германией всего отремонтировать и заново построить? А здоровые мужики, да ещё с боевым опытом – здесь! Прохлаждаются на амурских рыбалках или лимонник в тайге заготовляют? – Да-а! – задумчиво произнёс Сорокин. – Логика в этом есть! А мой какой интерес? – Соблюдём ваш интерес, – сказала Дора Михайловна. – Соблюдём, не извольте беспокоиться! – подтвердил Лычёв. – А всё-таки откуда такие догадки? Относительно Адельберга! – А очень просто! – сказал Лычёв, затянулся и стал искать глазами пепельницу. Сорокин взял её со стола и поставил перед ним. – Да! Благодарю! Так вот, это просто! Из всех контрабандистов выжило только несколько, они перестреляли друг друга, старшим у них был… по-китайски я его фамилию, конечно, не запомнил… Дора Михайловна вытащила докуренную сигаретку из мундштука, аккуратно загасила её и покачала головой: – А по-русски его звали Антошка. Его потом несколько раз видели в Харбине, в Дайрене, кое-где ещё… он какой-то агент, коммунистический или гоминьдановский… – А какое отношение он имеет к Адельбергу? – Я же говорю вам, Михаил Капитонович, Адельберг, по моим расчётам, и этот китаец Антошка между собой связаны. – Если так, Сергей Афанасьевич, что же вы раньше не разобрались с Адельбергом?.. – Его давно и слишком плотно опекает Асакуса, а с японцами связываться – сами понимаете… «А до японцев? – подумал Сорокин, но спрашивать не стал и ещё раз подумал: – Наверное, все, кроме меня, уже поняли, что войне – конец. Какой, однако, сегодня длинный день!» 7 августа, вторник Асакуса посмотрел на часы, было ровно десять. «Точный, не опоздал!» Он кивнул, и вошедший Сорокин сел в кресло. |