Онлайн книга «Княжна Тараканова»
|
– Ты, должно быть, хочешь считаться настоящей послушницей? Но ты обязана проявлять терпение. Матушка сама знает время… – Нет, я хотела бы говорить с матушкой о другом деле… Сестра Мария Святого Сердца почувствовала в голосе юной Елизаветы нотки явственные смелости, даже дерзости, тщетно скрываемые, тщетно укрощаемые. Монахиня посмотрела совсем строго: – Я, конечно же, передам матери-настоятельнице твою просьбу… Спустя три дня мать Тереза приняла Елизавету в своей келье. Настоятельница сидела за столом, сколоченным из самого простого и даже щелястого дерева, не покрытым скатертью. Кровать без полога, с неизменным соломенным тюфяком, застланным тонким шерстяным покрывалом. Распятие… Девочке почудилось на мгновение, будто распятие надвигается на нее со стены… Елизавете так хотелось быть искренней, говорить правду… «В конце концов, если я сейчас увижу, что она не понимает меня, я просто-напросто уйду! Она не будет удерживать меня. Зачем я ей!..» И Елизавета сказала, что хочет уйти из монастыря… – …потому что я утратила веру… – Мать Тереза молчала. Девочка продолжила: – Я знаю, что сомнения возможно изжить, но… мои сомнения уже не сомнения! Я не верю!.. Вы – моя крестная и вам, именно вам я возвращаю!.. – Елизавета протянула серебряный крестик на тонком кожаном шнурке… – Ты хочешь возвратиться к своей прежней вере? – Настоятельница заговорила спокойно. Она чуть опустила глаза и посмотрела на раскрытую ладонь девочки – тонкие розовые оттенки окружили крестик, посверкивающий смутно. Мать Тереза не спешила, казалось, взять его… – Нет, не хочу! – Ладонь по-прежнему оставалась протянутой к настоятельнице монастыря. – В моей жизни был период, когда я верила самым искренним образом, это было здесь, в монастыре. Но теперь я вернулась в прежнее свое состояние, то есть я снова не верю. Простите. Я хочу уйти. Возьмите крестик, я не вправе оставлять его себе… Настоятельница молчала, быть может, минуты четыре, которые показались девочке долгими. Мать Тереза смотрела пристально на розовую ладошку, представлявшуюся ей горячей… – Оставь себе крестик. Даже не веря, ты можешь носить его на груди как украшение… – Глаза настоятельницы оставались строгими, но сухие, чуть потрескавшиеся губы улыбнулись… Девочка сжала пальцы и опустила руку. – Да, я отпущу тебя, – продолжала говорить мать Тереза. – Но все же я хотела бы позаботиться о тебе. Я поняла, что твоя натура отличается пылкостью, ты еще можешь вернуться к тому, что теперь отвергаешь… Девочка резко мотнула головой: – Нет, нет!.. Мать Тереза смотрела по-прежнему, строгими глазами, но с улыбкой на губах. – Тебе ведь некуда уйти. Замужество – не такое простое дело!.. – Я не хочу замуж!.. – Тебе не стоит перебивать меня! – Девочка наклонила и снова вскинула голову. Настоятельница продолжала: – Я могу помочь тебе. Но и ты должна понять, что ты принадлежишь к людям неимущим. Замужество ты отвергаешь. Готова ли ты продавать свое тело? Девочка невольно фыркнула, глаза ее весело сверкнули: – Нет, я не хочу быть проституткой!.. – Она употребила грубоватое определение продажных женщин и чуть смутилась. Она пыталась понять, к чему клонится речь матери Терезы… – …Ты должна понять, девочка: у тебя в жизни всего два пути – торговать собой или трудиться… Девочка молчала. Ей не хотелось ни того ни другого. Но, кажется, мать Тереза желала помочь ей. И лучше сейчас послушаться… – Я бы трудилась, но я ничего не умею… – Ты можешь учиться, ведь здесь, в монастыре, ты работала. – Что вы посоветуете мне? – В голосе трепетали нотки дерзости, которые девочка пыталась скрыть, но не могла!.. – Я могу помочь тебе. Но только если ты согласишься трудиться честно… – Я соглашусь, если это не будет слишком тяжелый труд… – Ты должна внимательно выслушать мои слова… – Глаза матери Терезы смотрели еще серьезнее, губы уже не улыбались… – Ты можешь сделаться служанкой, горничной богатой дамы… – Но я не умею стирать и гладить… – Это работа прачки! Сможешь ли ты следить, чтобы платья твоей хозяйки содержались в порядке, одевать ее… – Я не могу сделать сложную прическу!.. – Это работа куафюра!.. – Если так, то я, наверное, смогу делать то, о чем вы говорите, то есть то, что входит в обязанности горничной богатой дамы… – Очень хорошо. А ты не хотела бы не прерывать отношения со мной? – Я немного побаиваюсь вас, но я по-своему привязана к вам… – Елизавете было так приятно говорить искренне!.. – Мне было бы хорошо, если бы я по-прежнему могла бы иногда видеть вас, говорить с вами!.. – Это вполне возможно. Я хотела бы попросить тебя об одной услуге. Это важно для меня. Это важно для нашей матери, святой церкви, но, впрочем, ты не веришь, я запомнила твое признание. Поэтому я прошу тебя об услуге, которую ты можешь оказать лично мне. Я рекомендую тебя даме, о которой говорю. Я не намереваюсь скрывать от нее твою неопытность, но моя рекомендация значит для нее чрезвычайно много… – Благодарю… – Не спеши перебивать, прошу тебя! – Сухие губы снова шевельнулись в улыбке. – Ты сможешь видеться со мной, и даже в достаточной степени часто. Но ты должна будешь сообщать мне о том, что происходит в доме твоей хозяйки, о чем беседуют ее гости. Она понимает, что девушка, рекомендуемая мной, займет в ее доме положение несколько особенное… – Она и ее гости, конечно, будут таиться от меня… – Постарайся вести себя так, чтобы таились как возможно меньше. – Не знаю, смогу ли я. И… я хочу быть с вами, матушка, совершенно откровенной! То, что вы предлагаете мне, ведь именуется шпионством, я знаю! Простите меня за эту мою откровенность, грубую, должно быть… – Нет, напротив, я должна благодарить тебя за твою искренность. А теперь представь себе, что некоему дому угрожают разбойники, желающие ограбить и даже и разрушить этот дом, желающие использовать все доступные им средства для того, чтобы проникнуть в этот дом! Разве попытку вызнать и контролировать их тайные замыслы следует полагать шпионством? – Нет. Я думаю, что не следует. Я понимаю. – Ты будешь получать от меня ежемесячно деньги, потому что, в сущности, ты будешь находиться в услужении не только у своей хозяйки, но и у меня… Обе женщины, юная и пожилая, молчали. Настоятельница, казалось, ждала, что девочка выразит свое согласие словами. Елизавета глядела на носки своих башмаков, простых и грубых. Мать Тереза принуждена была спросить: – Итак, ты согласна? – Да… После этого короткого девичьего «да» настоятельница велела девочке присесть: |