Онлайн книга «Цветочный крест»
|
— Нет. — За груди ласкать давала ли? — Нет-нет. — Взирала ли на святые иконы с помыслами нечистыми? — Никогда! — Грешила ли частым обмыванием банным? — Грешна, отче. Обмылась в бане в субботу, а десяти дней не прошло, как сродственница приехала, так я и с ней еще в бане обмылась. — Часто обмываться в бане такое же излишество, как чревоугодие. Не телом мы грязны, а душой! О чистоте души чаще мысли, а не о том, чтоб пазухи без нужды обмывать. Блаженные Божьи люди, юродивые, на навозном гноище спят, струпьев не омывают, а Господу приятны! А что толку, что иная жена сладкое воние — отец Логгин покрутил носом — медовое испускает, если она тем самым на грех мужей искушает? Христос в воды входил, только чтобы окреститься. Да ноги омывал после многотрудной дороги. А наши жены так и плещут водицу ушатами! Так и бродят взад-вперед с пустыми почерпалами!.. Ты омойся в канун светлого праздника, как на тот свет преставиться время пришло — омойся, перед таинством брака мытье — не грех. А ведь у наших жен, как не глянь — все из бани дым коромыслом! — Истинно, отче, — смиренно ответила Феодосия. — А с бани все и начинается… Римская империя сколь могуча была, а взяли моду их патриции решать дела в банях, термах, по — ихнему, по — римски. А где баня, там, известно, и блуд, и грех содомский. И рухнула империя! — Ой, батюшки! Из-за бани?! Али сваи подгнили? — Все прогнило насквозь! — Спаси и сохрани… — А ты, Феодосия, теперь, как в баню пойдешь, так и вспомни Римскую империю. — Непременно, отче, помяну их, грешных. — Или ложилась на живот на землю? — Одиножды только, — призналась Феодосия, — в норку мышиную хотелось взглянуть. Уж больно интересно мне стало, как там, у мышей, хоромы подземные устроены? И кладовочки, небось, есть, и спаленки? — Разглядела? — с неподдельным интересом спросил отец Логгин. — Нет, зело темно в норке было. — То не с похотью, то не грех, — успокоил отец Логгин. — Говорила другому про его срамоту? — Золовке внове сказала: ох, Марфа, отъела ты гузно! А батюшке в сердцах рекши, мол, хозяйство вести — не мудями трясти. — И что же он? — заинтересовался отец Логгин. — Огрел меня поперек спины поленом. — Верно содеял! А подсматривала ли ты чужую срамоту в бане, либо тайно, либо во сне, либо у сирот? — Аз, отче, не подсматривала, так ведь, он так в глаза и лез! Леший, говорю, черт, ты ведь мне око елдой своей кривой выколешь! А он, знай себе, ржет… — Ладно-ладно, после доскажешь, — замахал дланью отец Логгин. — Замолвила ли срамное слово ради похоти? — Нет. — Не мочилась ли, не стыдясь мужчин? — Ой, нет. — Хватала ли чужого мужа за лоно? — Да и своего-то не хватала… — Добро… Прикладывала ли бороду чью или голову к сраму смеха ради? — Нет, отче, как можно? — Хулила ли жениха или невесту? — Жениха хулила. Брат мой женился и перед самым пиром рекши: «Добро бы у невесты манда, как у тещи, была широка». Прости мя, Господи! Я брата и похулила за такие бесстыжие словеса. — Ну, то не грех. Или обругала хромого, кривого или слепого? Или мертвеца грабила? — Ох, отче, я их боюсь, мертвых-то… — Смерти не надо бояться, ибо душа наша бессмертна. — Да у нас тут бродил по Тотьме один… Помер, а все приходил потом ночами глядеть, не путается ли жена с кузнецом? Спаси и сохрани! — Ладно-ладно, больно ты говорлива. Отец Логгин повспоминал еще вопросы кающимся, но более ничего не припомнил. Переведя дух, отче смиренно приказал: — Поклонись, чадо, и покайся разом во всех грехах, вольных и невольных. — Отче мой господин, — радостно произнесла Феодосия, покаявшись, — как же мне не душе теперь благолепно! Словно зарница летняя всю меня осветила… Никогда еще каяться мне так приятно не было… Какой же ты, отче, книжный, краснословный… Сколько было у меня покаяний, а это — самое светозарное. Отродясь отец Нифонт так душеньку мою не очищал многими вопросами. — Что же многоуважаемый отец Нифонт у тебя вопрошал? — зардевшись от удовольствия, поинтересовался отец Логгин. — Да бывалочи спросит: «Ну что, Феодосия? Девства еще не растлила?» Да с тем и отпустит. Отец Логгин звонко сглотнул. — Так ты разве не мужатица, а девица нерастленная?! — Истинно, отче. — И с мужем не была? — Что ты, отче?! — И сколько тебе лет? — Пятнадцать. — Так зачем же ты?.. Так почто же ты на вопросы мои отвечала, которые для жен предназначены? — Аз первый раз с таким книжным попом беседую. Как же не отвечать на эдакие умные вопросы? Я сегодня Господа нашего возлюбила так же вяще, как братика Зотейку — чадо сладкое. Сколько же вопросов Господь нам, грешным, приготовил! И о каждом-то грехе нашем Он позаботился! И для всякого срама книжное слово сотворил. И ты, отче, все словеса вызубрил? — Слово Божье зубрить не в тягость, — скромно ответствовал отец Логгин. — Разве тяжело мед черпать и устами пить? А словеса Божьи — тот же мед. Я, кроме теологии, и других наук много знаю: и лексику, и греческий, и космографию… Но, слово Божье мне интереснее всего. — Как же сильно ты, отче, Бога любишь… — восхитилась Феодосия. — Люблю! — с жаром подтвердил отец Логгин. — Вот бы мне так же Его возлюбить! Феодосия поклонилась и с затуманенным взором отошла в сторону, ожидая причастия. …Отец Логгин выпорхнул из церкви боевитым весенним воробьем. Огляделся окрест восторженным взором, глубоко вдохнул свежий зимний аер. Церковь Крестовоздвиженья сияла под снегом в солнечном свете, как архимандрит в праздничных ризах. Яичком желтела вдали свежесрубленная часовенка. Головным сахаром высились сугробы. Пахло сосновой смолой, хлебом и благовонием кадила. Отец Логгин вспомнил с радостным умилением огоньки алых и желтых восковых свечей, что божьими пчелками золотились пред алтарем, намоленные лики святых угодников, с одобрением внимавших его, отца, четкой, методологически выверенной службе, и, вдохновенно перекрестившись, воскликнул: — Армония-то какая, Господи! Удачное начало духовной карьеры, и Тотьма, пестревшая избами, хоромами, церквами и торжищами ярко, как расшитой женский подголовник, и, самое главное, несомненно удачное исповедание рабы божьей Феодосии, ее духовное очищение и зарницей вспыхнувшее влечение к Богу — все это слилось в ликующей душе отца Логгина в благообразное и современное слово: гармония! |