Онлайн книга «Екатерина Медичи»
|
Франциск часто заморгал и уставился на Генриха: — Ты полагаешь, она настолько сильно любит Карла, что готова пожертвовать даже жизнями других своих сыновей?! — Да, брат, и мне это видно лучше, чем тебе. В последнее время она общается только с ним. — Но ведь он король! — воскликнул младший брат. — С кем же ей еще быть, кому же давать советы и наставления по управлению государством, как не ему? Возразить на это было нечего, но Генрих продолжал гнуть свое: — Да ведь он безнадежно больной, и она знает это! В этом году он болел уже три раза, этот — четвертый. Он боится меня, Франсуа! Боится потерять трон, поэтому все его помыслы и сводятся к тому, чтобы убрать меня с дороги, а заодно и тебя. Франциск ошарашено смотрел на брата, пытаясь уловить логику в его словах и не понимая еще, куда же клонит Генрих. — Но что же нам надлежит делать в данной ситуации? — спросил он. — Повторяю, наш брат долго не протянет. Матушка судорожно вцепилась в него, ибо при нем, безвольном и недалеком монархе, она чувствует себя хозяйкой положения. При мне она утратит свою власть, поскольку я умнее Карла, и она знает это. Звезда его скоро закатится, как предсказывал еще Нострадамус во время нашего путешествия, и, когда я стану королем, мне нужен будет верный советник и преданный друг, каковым должен быть ты. Ты живешь сегодняшним днем, Франсуа, а надо глядеть вперед и уже сейчас определять свое положение при особе будущего монарха. А потому я хочу спросить тебя: с кем ты? Со мной, или с Карлом, этим живым трупом? Франсуа заколебался лишь на мгновение и ответил, вставая: — Слова твои кажутся мне резонными, а потому скажу тебе: я — с тобой, Генрих. — Ты сделал свой выбор, Франсуа! — воскликнул Генрих Анжуйский. — И поскольку мы пришли к обоюдному согласию, то нам надо уже сейчас выработать программу действий. — Что же мы должны делать, брат? — Делать должен ты, Франсуа, ибо меньше всего способен вызвать подозрение у нашей мнительной матушки. — Надеюсь, это не связано… с заговором против Карла? — с трепетом спросил младший брат, ужаснувшись подобной мысли. — Тогда я не стану помогать тебе! — Успокойся, никаких заговоров устраивать не нужно. От тебя требуется лишь одно: ты должен прислушиваться к разговорам, которые ведет матушка с Карлом или Карл — со своими маршалами и кардиналами, и передавать мне те сведения, которые покажутся тебе заслуживающими внимания. — Словом, — пробормотал Франсуа Алансонский, — я должен шпионить? — Не шпионить, но суметь распознать в словах и поступках людей, в обществе которых ты должен отныне находиться, действия, направленные против меня, а значит, и против тебя. Впрочем, твое дело — сообщить мне то, что ты услышишь, а выводы я сделаю сам. — Но почему ты поручаешь это мне? Генрих, ты уже совершеннолетний, и матушка давно твердит, что тебе пора учиться управлению государством? — Тем не менее, она не приглашает меня на свои Советы! Если же иной раз подобное случается, то речь там идет только о военных действиях против гугенотов. — Да, но тем меньше оснований, что матушка будет обсуждать свою политику в моем присутствии. — Напротив, это не вызовет у нее никаких подозрений. И если раньше ты сам, по собственному желанию уходил из зала, когда речь заходила о политике, считая это неинтересным для себя, то теперь должен будешь оставаться, мотивируя это тем, что ты уже не маленький и чувствуешь потребность приобщаться к основам внутренней и внешней политики. А если наша матушка заупрямится, я найду возможность натолкнуть ее на эту мысль. В конце концов, она привыкнет к твоему присутствию, что нам и нужно. Не говоря уже о том, что ты приобретешь необходимые навыки и опыт в умении управлять государством и людьми. Это пригодится тебе в дальнейшем, ибо я собираюсь сделать тебя своим первым министром, Франсуа. Ну что, теперь ты уяснил суть дела и понял, что от тебя требуется? — Да, Генрих, ты прав, мне давно пора научиться распознавать как моих врагов, так и друзей. — Я рад, что ты понял меня, Франсуа, и вот тебе моя рука! — воскликнул Генрих, бросаясь к брату. И оба брата скрепили свой союз крепким рукопожатием. Никто из них не предполагал тогда, что пройдет всего несколько лет и Франциск Алансонский из сегодняшнего союзника превратится в злейшего врага своего брата Генриха III, ослепленный властью и блеском трона. А семена этой вражды были посеяны в тот день самим Генрихом Анжуйским. К несчастью, юный Алансон плохо усваивал уроки любви к ближнему, зато прекрасно учился по таким предметам, как лицемерие, вражда, предательство и убийство… Довольный совершившейся сделкой, Генрих хотел было позвать брата пойти поиграть в мяч, как вдруг вошел начальник дворцовой стражи де Нансе и объявил, что обоих принцев желает видеть у себя королева-мать. Братья переглянулись. Увидев сыновей, Екатерина повторила им просьбу короля прибыть в Сен-Мор якобы к ложу умирающего (Карл действительно был серьезно болен). Тем временем все церкви Парижа трезвонили во все колокола о грозящей королевству опасности, а церковники служили душеспасительные мессы о выздоровлении короля. И когда Карл IX поправился в своей загородной резиденции, архиепископ Лионский возвестил с амвона собора Богоматери: «Господь желает сохранить жизнь короля, чтобы тот так же верно ему служил, как и раньше». Вернувшись в Париж, Екатерина, вся во власти непримиримой ненависти к бунтовщикам, на которых она рассчитывала когда-то в своем противостоянии с испанцами и Гизами и которые теперь, по ее мнению, утратили силу национального духа, приступила к решительным действиям, направленным на борьбу с протестантами, и прежде всего к изменению состава правительства. По милостивому разрешению папы, духовенство обязалось выделить материальную помощь для «наказания еретиков» в размере 1 500 000 ливров. Однако канцлер Л'Опиталь и маршал Монморанси, известные миротворцы, возразили против таких мер борьбы, что и послужило причиной их немилости. Первого отстранили от дел, заменив кардиналом Карлом Лотарингским. Второму дали понять, что присутствие его в Королевском Совете отныне вовсе не обязательно, после чего он сам ушел, поняв, что решение о поголовном истреблении гугенотов принято. Приступив к должности, новый кардинал тут же составил акт о полной нетерпимости к протестантам, в котором запрещалось проведение на территории страны любых проповедей и богослужений, кроме католических. Король, памятуя, что гугеноты постоянно проявляют недовольство и учиняют мятежи, несмотря на терпимое к ним отношение, выраженное мирными эдиктами от января 1562 года и марта 1563 года, заявил о полной поддержке позиции кардинала. Гугенотам ставилось в вину, что они не вернули под власть короля мятежные города, призвали на помощь чужеземные войска, устраивают под прикрытием проповедей тайные вечери против правительства и существующей истинной религии. А потому отныне отправление любого культа, кроме католического, запрещается под страхом лишения жизни. Однако, желая в последний раз продемонстрировать свое миролюбие, Карл предложил всем бунтовщикам сложить оружие, пообещав им при этом свое прощение и полную неприкосновенность. Но, зная цену обещаниям короля, гугеноты ответили отказом. Несмотря на прошедший восьмилетний срок, ветераны все еще живо помнили и рассказывали новобранцам о событиях в Амбуазе. |