
Онлайн книга «На веки вечные. Книга 2. И воздастся вам...»
![]() Тот молча козырнул… В машине Ребров засыпал Крафта вопросами. — Что с вами было? Куда вы пропали? Мы уже не знали, что думать! — Где-то месяца три назад я вдруг понял, что мне сели на хвост, причем очень плотно. Пасли каждый мой шаг. И хотя никаких доказательств у них не было, стало ясно, что дела мои плохи. Они все равно меня возьмут… Рано или поздно. Я рванул в Европу, но меня и тут вычислили. — Неужели не было возможности дать нам знать? — Увы… В общем, я понял, что надо уходить совсем, и проще всего сделать это в Берлине. Я оторвался от хвоста и по британскому паспорту вылетел в Западный Берлин. А потом прибрел, как блудный сын, на контрольно-пропускной пункт… — Господи, вы не представляете мое изумление, когда уже после процесса, находясь в Москве, я узнал, что нахальный американский бизнесмен Крафт, с которым я столкнулся в Нюрнберге, и наш агент Гектор — один и тот же человек! В Нюрнберге я был уверен, что вы на самом деле работаете на американскую разведку и пытаетесь выведать у меня какую-то информацию. Когда генерал Филин, уходя в отставку, сдавал мне дела и сообщил об этом, я своим ушам не поверил… Он очень смеялся тогда, глядя на мою вытянувшуюся физиономию. — Кстати, как он? — Сергей Иванович умер — у него было больное сердце… Первый Московский международный кинофестиваль, проходивший в том же году, был событием незаурядным. Толпы людей осаждали кинотеатры, где шли фестивальные фильмы. По всей Москве были развешаны плакаты с кадрами из фильма «Судьба человека» — Сергей Бондарчук в роли пленника нацистского концлагеря. Ребров и Крафт, неторопливо бредшие по шумной московской улице, остановились около одного из таких плакатов. — Вы вспоминаете Нюрнберг? — спросил Крафт. — Довольно часто. Особенно Пегги, — засмеялся Ребров. — Разве можно забыть такое?! — Пегги уже нет, Денис. Ребров, пораженный, остановился. — Невозможно поверить. Пегги… А что случилось? — Год назад она вдруг узнала, что в Боливии есть целый городок в горах, где обосновались, бежавшие из Германии нацисты. Она решила, что ее долг, долг человека, который видел Нюрнберг своими глазами, поехать и написать, что там происходит. Я видел ее перед отъездом, предупреждал, что это небезопасно. Но вы же помните Пегги — ее невозможно было остановить. Она все-таки поехала туда и… не вернулась. — Ее убили? — Неизвестно. Она просто не вернулась. Несколько шагов они прошли в молчании. — А княжну Куракину вы помните? — каким-то загадочным тоном вдруг спросил Крафт. — Ту самую, к которой Вы меня ревновали? Ладно-ладно, не смущайтесь! Между прочим, я тогда, в Нюрнберге, не понял, что она имела в виду, когда передала через Пегги вам всего два слова — чистый понедельник. — Она имела в виду рассказ Бунина… Там героиня в конце жертвует своей любовью и уходит в монастырь. — Вот оно что, — протянул Крафт. Через несколько шагов он остановился, повернулся к Реброву и мягко, но настойчиво сказал: — Жизнь не рассказ, Денис. — В каком смысле? — В прямом. Жизнь не короткий рассказ с однозначным концом, а длинный-длинный роман, где победа может обернуться поражением, а катастрофа — торжеством. — К чему вы это? — К тому, что я видел княжну в Париже, когда скитался по Европе. — Когда? — Полгода назад. Она преподает в Сорбонне историю русской культуры. — Значит, она… — Нет, она не ушла в монастырь. Была послушницей, готовилась к постригу, но поняла, что не готова к этому выбору. Кстати, она до сих пор княжна, потому что так и не вышла замуж. А знаете, почему я вам все это рассказываю? — Агент Гектор привык поставлять в Центр секретные сведения, — неловко попытался отшутиться Ребров. — Ну, пусть так… Так вот, агент Гектор сообщает: сегодня в Москву прибыла делегация французских кинематографистов. Среди переводчиков Ирина Юрьевна Куракина… Пресс-конференция блистательных французских звезд проходила весело и шумно. Княжна Куракина и еще одна переводчица — француженка порой даже не поспевали с переводом за стремительным обменом вопросами и ответами. И все-таки в какой-то момент Ирина вдруг почувствовала на себе чей-то пристальный взгляд. Она обернулась и увидела Реброва. Он смотрел на нее, не отрываясь, и в этот момент она созналась себе в том, в чем боялась сознаться раньше — она прилетела в Москву только ради этой встречи, последствия которой она не могла и даже не пыталась себе представить. |