Книга Записки экспедитора Тайной канцелярии, страница 26 – Олег Рясков

И тут вдруг запоздалая тоска по родине и радость возвращения зазвучали, наконец, в душе Ивана, непривычно смешиваясь с горечью пережитого. Смущенный такой своей чувствительностью, наш герой постарался придать своему лицу суровый и непроницаемый вид, тем более что карета уже миновала ворота усадьбы и огибала теперь флигель, чтобы подъехать к господскому дому с заднего крыльца. Босоногая крестьянская ребятня увязалась бегом за лошадьми, что-то радостно щебеча. Наконец, сей эскорт поравнялся с крыльцом и встал.

Вокруг столпились дворовые. Самойлов вышел из кареты и огляделся. Тут из толпы выдвинулась вперед щупленькая старушка, внимательно посмотрела на Ивана, и лицо ее осветилось радостью:

– Барин!

Дворня тут же загомонила, а детвора стала визжать и выкрикивать:

– Барин, барин приехал!

Самойлов смутился:

– Ну, полно!

Он тоже был рад увидеть старую Пелагею, но голова кружилась после вчерашнего, его пошатывало, и потому хотелось поскорее закончить с приветствиями. На подмогу пришел Егорка:

– Нам бы поесть с дороги.

– А это кто таков будет? – Пелагея воззрилась на Егора.

Егор в долгу не остался, принял важный вид и с нажимом повторил:

– Поесть бы нам, а потом и расспросами доставать!

Старуха тут же встревожилась и огорченно запричитала:

– Ох, хозяйский дом-то не топлен, батюшка, ты б весточку какую кинул, чтоб встретили. Так, может, ко мне пока? Как в детстве! Бегал сказки слушать к бабке-то! У меня и самовар поспел! Ой, батюшки, это что ж с рукой-то?

– Пустяки… царапина, – отрезал Иван и пошел вперед к флигелю прислуги.

Сидеть в холодных залах опустевшего и неубранного дома ему совсем не улыбалось, а вот теплая комната старой няньки была как раз тем самым местом, где ему вдруг захотелось очутиться: в детстве он не раз слушал здесь сказки под треск поленьев. Казалось, что эти стены вернут забытое чувство защищенности и мира его потерянной душе.

Егор с удивлением наблюдал за переменой настроения хозяина и за тем, с какой радостью его обхаживала старуха-прислужница. Невдомек ему было, что Пелагея почти что заменила Ванюше мать, рано ушедшую и оставившую малолетнего сына сиротой. Как могла, опекала и утешала мальчонку во всех его детских горестях и сама крепко привязалась к нему, горько тосковала, когда решено было отослать отрока на военное учение, и теперь не знала, как угодить и за что хвататься, чтобы принять молодого барина самым подобающим образом.

Но вот уже собрали на стол. Пелагея суетилась, подвигая миски, чугунок со щами, горшочек со сметаной поближе к гостям. Егор, привыкнув прикрывать хозяина во всем, и тут уплетал за двоих. Иван с удовольствием вдохнул кисловатый запах щей и свежего хлеба и присоединился к трапезе. Вошла девочка лет десяти, настороженно посмотрела умными глазками на приезжих, аккуратно поставила на стол большую миску с огурцами и бесшумно выскользнула. Старуха, подливая щи гостям, никак не могла наглядеться на своего Ванюшу.

– Ох, совсем вылитый батюшка стал! А слухи ползли – сгинул, – она покосилась на руку Ивана, висевшую на перевязи.

А тот, наконец, ощутил, как по нутру разлилось блаженное тепло, телом постепенно овладевала умиротворенность.

– Да, давненько я не был здесь!

– Дома-то оно, конечно, хорошо! – подтвердил довольный Егорка.

Но тут за дверью раздалось шуршание, она чуть растворилась, и в щель просунулась нечесаная борода. Егор вскинулся было, но его неожиданно шустро опередила Пелагея: с видом грозной орлицы она подскочила к двери и живо затолкала бороду обратно. Борода сдаваться не желала, покорившись на миг силе, она ломанула во второе наступление, сопроводив маневр басовитым неразборчивым полушепотом.

– Дай хоть дух с дороги перевести, как пес голодный кинулся! – свирепела уже старуха.

– Кто там? – заинтересовался Иван.

– Да не беспокойся, батюшка, отдохни с дороги-то…

– Зови, давай!

Пелагея горестно покачала головой, однако посторонилась, и вслед за бородой в комнату вторгся ее обладатель – дворовый Тимофей. Вида он был потерянного, заговорил неловко, но торопливо:

– Ты прости, барин, но некому более пожалиться. Беда у нас, одним словом.

Мужик замялся, но на помощь пришла Пелагея:

– Поговаривают, что водяной у нас.

– Кто?! – опешил Самойлов.

Егор покачал головой и поглядел на Тимофея с жалостью, как на слабоумного.

– Да ты, батюшка, не серчай, – испугался мужик.

– Да не серчаю я, сказывай, – смягчился Иван.

Тут не выдержала Пелагея, она-то знала все в подробностях и растревожена была не меньше Тимофея. Только забота о любимом Ванюше заставляла ее молчать до поры.

– Затаскивает он девок под воду! Вот и вчера Ксеньку хватились, а сегодня нашли в камышах, прости господи, в чем мать родила. и ни кровинки.

Самойлов понял, что с блаженной расслабленностью своей он может уже начать прощаться, потому как ничего хорошего услышанная история не предвещала, и долг тайного сыщика (когда же он успел образоваться?) требовал от нашего героя немедленно начать разбирательство и выведать все до конца.

– Ну и где сия девица? – обратился он к мужику.

– Так в сарае, – заторопился тот. – Как с утра привезли. В телеге.

В комнату снова тихонько вошла девчушка, неся миску с редисом. Иван протянул руку, взял овощ покрупнее, хрустнул им и решительно поднялся с места.

– Показывай! – оборотился он к мужику.

Тот еще пуще засуетился, попятился к двери, потом развернулся и поспешил к хозяйственным постройкам. Иван, Егор, Пелагея – все направились за ним. В комнате осталась лишь Лиза – девочка-прислужница.

Возле сарая под навесом стояла телега, на которой покоилось накрытое мешковиной тело. Иван подошел ближе и приподнял мрачный покров. То, что он увидел, заставило его содрогнуться: красивое лицо убитой сохранило следы предсмертной муки, кроме того оно было настолько неестественно бело, будто его вылепили из снега. Девица была так молода и хороша собой, что у Вани сердце дрогнуло от жалости. Он, правда, тут же взял себя в руки и приступил к делу: внимательно осмотрел голову, плечи и руки трупа. Тут-то и обнаружил он явное свидетельство насилия – на запястьях девушки были глубокие порезы. Это навело Ивана на мысль.

– А что, лекарь есть поблизости?