
Онлайн книга «Любовь приходит дважды»
В этот раз, однако, стучали особенно долго, негромко, но настойчиво, с некоей просительной интонацией. Потом тихо позвали завхоза по имени. Екатерина Алексеевна, чертыхнувшись, остановила игру (чуть-чуть недотянула до пятого уровня!) и пошла открывать. За дверью обнаружилась секретарша Манечка с мокрыми глазами и мокрым же носовым платком в руках. – Опять он меня не пускает! – Манечка проскользнула мимо завхоза в кабинет и поскорее, пока та не передумала, уселась на стул для посетителей. Екатерина Алексеевна посмотрела на Манечку. Потом на зажатый в руке мобильный телефон, где истекали последние секунды дозволенной в игре паузы. Затем снова на Манечку. – Ну, может, теперь и не самое подходящее время, – заметила завхоз, со вздохом усаживаясь в кресло напротив, – у них вот-вот ребенок родится. Вряд ли им сейчас до гостей. – Почему – вот-вот? – всхлипнула Манечка. – В середине января же… – Не в середине, а в начале, – поправила ее завхоз, – календарь возьми да подсчитай. – И на осенние каникулы он меня тоже не пустил… Завхоз кивнула. Она была в курсе семейных проблем Манечки, как, впрочем, и вся школа. Секретарша вышла замуж за физрука еще летом. Узнав, что Карл женился на Аделаиде, она с горя уступила физруку, а потом и вовсе переехала из своей коммуналки в его однокомнатную квартиру. И в ЗАГС с ним пошла. В семейной жизни физрук подчинился Манечке, старался ни в чем ей не прекословить и выходки ее сына Лешки, пребывавшего в то время в подростковом негативизме и критическом отношении ко всем взрослым вообще, а к новоявленному мужу матери в частности, переносил стоически. Но когда Манечка решила поехать в Швейцарию, он неожиданно проявил твердость и неуступчивость, сказав, что одну Манечку (в смысле, с Лешкой, но без себя) туда не отпустит. Она и силу пыталась применить, и угрозы, и даже пробовала мужа убедить, что нечего тому беспокоиться, потому как у них, у Манечки с Карлом, чисто братские отношения. Ничего не помогало, муж оказался тверд как кремень – или все вместе, или никто никуда. Завхоз в глубине души такую позицию физрука одобряла. Хотя хорошо понимала и Манечку. Та привыкла к свободной холостой жизни, а тут такая возможность, за границу съездить, и не в какую-то там бывшую братскую республику, а в нормальную европейскую страну. И тратиться ни на что не надо, на всем готовом. В общем, хочется развлечься, по магазинам побегать, с Карлом хоть и под присмотром Аделаиды, но пообщаться… Ну а с мужем под боком какое же развлечение и общение? Так что завхоз Манечке, конечно, сочувствовала, но помочь ничем не могла. – Нет, могли бы, – горячо возразила секретарша, перестав всхлипывать, – могли бы, Катерина Алексевна! Если б только вы согласились… – Что такое? – с неудовольствием спросила завхоз и посмотрела на часы. Манечка заторопилась. – Если б вы согласились, он меня бы отпустил… – Да на что согласилась-то бы? – потеряла терпение завхоз. – В Швейцарию поехать… ну, пусть не сейчас, пусть на весенние каникулы! Карл ведь вас тоже к себе звал? Звал, звал, я знаю! И Аделаида Максимовна наверняка будет рада вас видеть, после всего того, что вы для нее сделали! Ну, Катерина Алексевна, миленькая, ну поедемте! Неужели вам не хочется побывать в Швейцарии? – Представь себе, не особенно, – усмехнулась завхоз. – Что мне там делать? – А с Карлом повидаться? – коварно поинтересовалась Манечка. Завхоз отреагировала как положено: и плечами пожала, и бровью дернула, и указала секретарше на дверь – иди, мол, некогда мне тут с тобой о пустяках разговаривать. Но сама ощутила внутри какое-то теплое чувство и даже не сразу после Манечкиного ухода принялась за «Тетрис», а просидела несколько минут в раздумье и воспоминаниях. Да, интересное было время. Насыщенное. Полное событий. Завхоз вспомнила, как кипела и бурлила школа в те последние дни перед весенними каникулами, как горячо обсуждали происходящее в ее, Екатерины Алексеевны, «каморке под лестницей», не говоря уже об учительской, как горели глаза у всех молодых и незамужних (да и у некоторых немолодых и замужних) женщин при виде красивого и окутанного некоей таинственностью иностранца, который – случается же такое! – тоже работал школьным учителем. Несмотря на сугубо гражданскую, тихую, миролюбивую профессию, иностранец почти сразу же по приезде оказался замешанным в одну криминальную историю, выпутаться из которой ему помогли три наши дамы (незамужние и имеющие к немцу особый интерес) – Манечка, старшая англичанка Ирина Львовна и преподаватель немецкого Татьяна Эрнестовна. Завхоз с одобрительной усмешкой вспомнила ту необычайную дипломатическую ловкость, с которой Карл обошелся со своими спасительницами: он не дал им того, чего они желали, но и не обидел. Наоборот, господин Роджерс заявил, что они, все три, теперь ему как сестры, что он их должник отныне и навсегда – в общем, заморочил головы, задарил подарками (кстати, очень хорошими, дорогими и нужными), так что женщины остались польщенными, довольными и даже готовыми в любую минуту повторить для него свой подвиг. Кстати, насчет подарков – завхоз, снова улыбнувшись, вспомнила подарок, который Карл сделал лично ей. Подарок находился в надежном месте, у нее дома, за шкафом в кабинете, надо бы поменять в нем батарейки. Ничего не скажешь, в обращении со школьными женщинами Карл был тактичен, благороден и щедр – наверное, натура такая, хотя вообще-то немцы, как известно, люди экономные и прижимистые. Вот если бы и нынче, под Новый год… Но дело, конечно, не только в подарках. Ей на самом деле хочется его увидеть. Очень. Аделаиду, конечно, тоже. Но его – его больше. Черт знает что, привязалась она к нему, что ли? Очень может быть – личность-то обаятельная. Во всех отношениях. Кстати! Аделаида с Карлом не знают, что у нее появился мобильный телефон! Всех она вспомнила, всем свой номер сообщила, а им забыла. Ну ничего, мы это сейчас поправим, сказала себе завхоз, доставая из сумки порядком уже замусоленную визитку господина Роджерса. Пару минут разговора со Швейцарией наш баланс как-нибудь выдержит, а потом можно попросить Карла перезвонить. Единодушным решением педсовета ученический карнавал назначили на двадцать седьмое декабря, а учительское празднество – на двадцать девятое. В швейной мастерской последние декабрьские дни было не протолкнуться – на уроках, переменах и даже после окончания первой смены там азартно орудовали старшеклассницы. Молодая учительница труда для девочек (или, по-современному, технологии и домоводства), принятая на работу в этом году, сбилась с ног, помогая кроить, шить, клеить, низать бисер и обучая по-быстрому основам грамотного макияжа. |