Онлайн книга «Хана. Аннабель. Рэйвен. Алекс»
– Ты чего сюда приперся? Я резко развернулся, чуть не шлепнувшись. Человек был грязен. Спутанные волосы спускались ниже плеч. – Все нормально, – произнес я, пытаясь успокоить его. Но он оборвал меня. – Убирайся! – закричал он и вцепился в мою рубашку длинными и острыми ногтями. – Это мое место! Проваливай! Он разорался не на шутку. А зомби могли поравняться с нами в любую секунду. – Потише, – предпринял я очередную попытку. – Ты в опасности. Но он завыл. Слова слились в одну ноту. – Убирайсяубирайсяубирайся! Я сбил его с ног и хотел заткнуть ему рот, но опоздал. Снаружи раздались голоса. Я отвлекся, а буйный тип сильно укусил меня за руку. – Убирайсяубирайсяубирайся! – завел он свою песню снова. – Убирайсяубирайся… Его заставил замолчать лишь выстрел. Я откатился в сторону, бросился на пол и прикрыл голову ладонями. На меня хлынул дождь из щепок и штукатурки: они палили без перерыва. А затем раздались другие выстрелы, подальше. Нашу группу обнаружили. Дверь отворилась. На меня упал сноп солнечного света. Я навострил слух. – Он мертв. Половицы заскрипели. – А вон тот? – Не шевелится. Я затаил дыхание, желая, чтобы мои мускулы не шелохнулись. Мое сердце билось, но я не чувствовал его удары. Время замедлилось, растянувшись на длинные, тягучие секунды. Я убивал только раз в жизни, когда мне исполнилось десять: сразу после того, как я перебрался в Портленд. Старик Хикс – так мы звали его. Ему было шестьдесят лет – самый старый человек, которого я встречал в Диких землях. Он страдал от катаракты и артрита, приковавшего его к постели. Боль терзала его днями и ночами. Он умолял нас пристрелить его. «Когда лошадь больше ни на что не годна, вы ей оказываете услугу. Отпустите меня, – твердил он. – Ради Бога». Они велели сделать это мне. – Ага, – произнес кто-то и замер надо мной. Он потыкал в меня носком ботинка в грудь и присел. Взял меня за воротник рубашки и попытался нащупать мой пульс. – По-моему, он мертв… Я перекатился и схватил его за шею. Второй парень вскинул пистолет и дважды выстрелил в меня. Его напарник, которым я прикрылся, как щитом, получил две пули в живот. Стрелок на долю секунды замешкался, а я стряхнул с себя труп, прицелился и нажал на спусковой крючок. Все было кончено. «Это словно ездить на велосипеде», – подумал я, и вдруг мне представилась Лина. Она ехала на велике и тормозила на тропе, ведущей к пляжу. Она вытянула ноги и смеялась, а колеса подскакивали на песке. Я встал, обыскал эту парочку, забрал пистолеты, документы и деньги. Иногда люди совершают ужасные вещи из самых лучших побуждений. – Какой твой наихудший поступок? Мы валялись на одеяле на заднем дворе тридцать седьмого дома по Брукс-стрит. Лина легла на бок, подперев щеку рукой, распустив волосы. Такая красивая. – Мой… – произнес я и умолк. Спустя миг я обхватил Лину за талию и перевернул, а она завизжала и начала просить, чтобы я перестал ее щекотать. – Мой наихудший поступок – тот, который я замышляю совершить сейчас, – усмехнулся я. Лина приподнялась надо мной. – Я серьезно! – заявила она. Она была в майке, и я заметил бледно-розовую бретельку бюстгальтера. Я осторожно провел пальцем по ее ключицам, моему любимому месту: они напоминали мне силуэт крыльев. – Давай, – потребовала Лина. И я почти подчинился. Я хотел признаться ей. Пусть она утешит меня, скажет, что ничего страшного не случилось и она любит меня. Но она поцеловала меня, ее мягкие пряди защекотали мне шею. Когда она отодвинулась, ее глаза цвета меда сияли. – Я хочу знать все твои сокровенные мрачные тайны. – Ты уверена? Лина хмыкнула. – Ты мне снилась прошлой ночью. – Ну и как? – Иди сюда, – предложил я, – я тебе покажу. Я перекатил ее и устроился сверху. – Ты жульничаешь! – возмутилась Лина, и ее волосы веером рассыпались по одеялу. – Ты не ответил! – А мне нечего отвечать, – фыркнул я. – Я ангел. Нет. Я лжец. Я врал даже тогда. В Крипте я мучился от бессонницы и часто составлял особый список для Лины. Главным пунктом значился тот случай, когда я убил Старика Хикса. Помню, как я дрожал, а Флик поддерживал мои запястья. Еще я включал туда информацию, которая проходила через меня за время моего пребывания в Портленде. Знаете, всякие закодированные сообщения и сигналы… И мне очень хотелось рассказать ей про свои страхи. И про последние грехи – про тех мертвых регуляторов. И про третьего. Его я пристрелил позже. Бой закончился. Я спустился с холма, чтобы оценить наши потери, и увидел одного знакомого – Романа, охранника из Крипты. Он лежал на листьях, из его груди торчала рукоятка ножа, а рубашку покрывала засохшая кровь. Дыхание его превратилось в клокочущее бульканье. – Помоги, – прошептал он, захлебываясь словами, и уставился в небо. Мне сразу вспомнился Старик Хикс, и я выполнил просьбу Романа. Я всадил пулю ему в голову. Мне так жаль, Лина. В итоге мы потеряли троих и двинулись дальше. Мы брели медленно, зигзагами и осторожно проверяли хоумстиды, попадавшиеся нам по пути. Роджер, кстати, любил потрепаться с другими, чтобы выторговать патроны и провизию получше. Меня же интересовало лишь одно. Каждый раз, как мы приближались к новому лагерю, я чувствовал, что мои надежды оживают снова. А если здесь… сейчас… она окажется там. Но мы порядочно удалились от Портленда, и мое беспокойство возросло. У меня не было способа отыскать Лину. Весной мы дотащились до Коннектикута. Лес просыпался после морозов. Реки освободились ото льда. Повсюду проклевывалась зелень. Нам повезло. Погода стояла хорошая, мы добыли кроликов и гусей. Еды хватало. Потом был прорыв. Несколько дней мы прятались в бывшем торговом центре с разбитыми окнами и выцветшими вывесками – «Компьютерное оборудование», «Закусочная», «Маникюр принцессы». Это место напомнило мне галерею. Мы столкнулись с торговцем, идущим в противоположную сторону – на север, в Канаду. Он устроился на ночлег вместе с нами. Вечером он развернул плотное мохеровое одеяло и разложил свои товары: кофе, табак, сигаретную бумагу, микропинцеты, антибиотики, иголки и булавки, очки. (Роджер все-таки выменял одну пару за нож.) И я увидел его: среди груды украшений и побрякушек, которые следовало пустить на металлолом, – сверкало бирюзовое колечко на серебряной цепочке. Обычно я сдвигал его, чтобы оно не мешало целовать ее шею и ключицы. Я помогал ей застегивать застежку, а она смеялась над моими неуклюжими пальцами. |