Книга Император. Врата Рима, страница 84 – Конн Иггульден

— Если сюда придет толпа или люди Суллы, которые так и смотрят, кого бы изнасиловать и что разрушить…

Голос отца дрожал от сдерживаемого чувства, однако Корнелия была непреклонна.

— Чтобы справиться с толпой, у меня есть охранники, а Суллу не остановит никто в Риме, если этого не смог Перворожденный, — ответила Корнелия.

Голос юной женщины оставался спокоен, хотя изнутри ее снедали сомнения. Верно, дом ее отца больше походил на крепость, но этот дом принадлежал ей и Юлию. Именно здесь он будет ее искать, если выживет.

Голос отца почти сорвался на визг.

— Ты не видела, что творится на улицах! Стаи зверей ищут легкой добычи! Я и сам не пошел бы без охраны! Дома жгут и грабят! Царит хаос!

Он потер лицо руками, и дочь заметила, что он не побрился.

— Рим это переживет, отец. Разве ты не хотел переехать за город, когда год назад начались бунты? Если бы я тогда уехала, то не встретилась бы с Юлием и не вышла бы замуж.

— И зря не переехал! — яростно воскликнул Цинна. — И тебя не забрал. Ты не подвергалась бы здесь опасности…

Корнелия приблизилась к нему и протянула руку, чтобы дотронуться до его щеки.

— Успокойся, отец, успокойся. Ты испортишь себе здоровье. Этот город уже видел беспорядки. Все пройдет. Со мной ничего не случится. Лучше бы ты побрился.

В глазах Цинны блеснули слезы. Корнелия сделала еще шаг, и он крепко сжал ее в объятиях.

— Осторожней, старик! Я в деликатном положении.

Отец выпрямил руки и вопросительно воззрился на нее.

— Беременная? — переспросил он хриплым от нежности голосом.

Корнелия кивнула.

— Моя прелестная девочка… — сказал он и снова обнял ее, на сей раз осторожнее.

— Ты будешь дедушкой, — прошептала она ему на ухо.

— Корнелия, теперь ты обязана пойти со мной. В моем доме безопаснее, чем здесь. Зачем рисковать? Пошли домой.

Слова отца затронули струну в ее сердце. Она так хотела позволить ему увести себя в безопасное место, так хотела снова стать маленькой девочкой — но не могла. Корнелия покачала головой и через силу улыбнулась, пытаясь смягчить свой отказ.

— Оставь мне больше охранников, если так тебе будет спокойнее. Теперь мой дом здесь. Здесь родится мой ребенок, а когда Юлий вернется в город, первым делом он придет сюда.

— А если его убили?

Корнелия закрыла глаза от резкого укола тоски; слезы ожгли глаза под веками.

— Отец, пожалуйста, не говори так… Юлий обязательно ко мне вернется. Я… я уверена.

— Он знает о ребенке?

Она не открывала глаз, пытаясь успокоиться. Она не будет плакать, хотя в глубине души хотелось уткнуться отцу в грудь и дать себя унести.

— Еще нет.

Цинна, присев у журчащего бассейна в саду, вспомнил, как разговаривал с архитектором, когда готовил дом для дочери. Как давно это было!

Он вздохнул.

— Твоя взяла, дочка. Только что я скажу матери?

Корнелия села рядом.

— Скажешь, что я здорова, довольна жизнью и примерно через семь месяцев произведу на свет ребенка. Скажешь, что я готовлю дом к родам, она поймет. Когда на улицах снова станет спокойнее, я пришлю к тебе гонца и сообщу, что у нас хватает еды и мы здоровы. Все очень просто.

Отец попытался заговорить строже, но его голос сорвался:

— Пусть этот Юлий только попробует не быть тебе хорошим мужем — и хорошим отцом. Прикажу его побить палками! Нужно было сделать это еще тогда, когда я узнал, что он бегает к тебе по моей крыше.

Корнелия вытерла глаза рукой, загоняя тревогу поглубже, и заставила себя улыбнуться.

— Ты не такой уж суровый, отец, и не пытайся притворяться.

Цинна скорчил гримасу. Долгое время оба молчали.

— Я подожду еще два дня, а потом прикажу охранникам забрать тебя домой.

Корнелия прижала ладонь к руке отца.

— Нет. Я уже не твоя. Юлий мой муж, и он будет искать меня здесь.

Не в силах больше сдерживать слезы, она разрыдалась. Цинна притянул ее к себе и крепко обнял.

Сулла мрачно следил, как его люди захватывают главные улицы, ведущие к Форуму и сердцу города. После первой кровопролитной стычки битва за Рим проходила успешно; его войска быстрыми и жестокими ударами брали район за районом и не допускали туда растерянного противника. Когда солнце полностью поднялось над горизонтом, под контролем Суллы была почти вся нижняя восточная четверть Рима — большая территория, где солдаты могли отдохнуть и перестроиться.

Затем возникли тактические сложности. Наступление шло слишком широким фронтом, в каждой точке оставалось все меньше людей, и Сулла понимал: там, где его люди стояли редко, большая группа их разобьет.

Сулла замедлил продвижение войск и отдавал все новые приказы, передвигая или останавливая то одно подразделение, то другое. Пока он не укрепился в городе достаточно прочно, он не мог потребовать сдачи. После предсмертного обращения Мария его солдаты вполне могли драться до последнего человека. О Перворожденном ходили легенды даже в Риме, где верность командиру считалась в порядке вещей и воспитывалась в воинах с юности. Сулле нужно было лишить их всякой надежды, а медлительное продвижение этому не способствовало.

Сулла стоял на открытой площадке на вершине Целий. [28] Все улицы позади до Целийских ворот принадлежали ему. Пожары потушили, а его легион занял позиции до самых Раудускуланских ворот в южной части городских стен.

На площадке стояло около сотни людей в группах по четыре. Каждый вызвался добровольно, что тронуло Суллу. Так ли чувствовал себя Марий, когда люди отдавали за него жизни?

— Приказ вы получили. Вперед, создавайте хаос. Если у врага численный перевес, отходите, пока не сможете снова атаковать. Вы — моя удача и удача легиона. Пусть боги наделят вас быстротой.

Солдаты, все как один, отсалютовали, и он ответил напряженной рукой. Скорее всего, через час все они будут мертвы. Ночью эти подразделения принесли бы больше пользы, а при ярком свете дня разве что отвлекали внимание. Он смотрел, как последняя четверка пробирается через баррикаду и быстро бежит в переулок.

— Заверни тело Мария и положи в тень попрохладней, — приказал Сулла стоявшему неподалеку солдату. — Не знаю, когда я освобожусь, чтобы устроить достойные похороны.

Вдруг откуда-то в них полетели стрелы. Сулла с интересом проследил полет, отмечая, что стрелки затаились за две-три улицы от них. Он надеялся, что их встретят несколько его четверок. Черные стрелы зажужжали над головой, ударяясь о камень временного командного пункта Суллы. Один гонец упал со стрелой в груди, а второй закричал, хотя его вроде бы не задело. Сулла сдвинул брови.