Книга Император. Боги войны, страница 24 – Конн Иггульден

— Если бы даже меня было двое, мы бы не успели сделать все, что я должен.

— Если бы вас было двое — вы бы друг друга поубивали, — отпарировала Сервилия, и в комнату вошел Домиций.

Как обычно, увидев Сервилию, он засиял, и она, прежде чем попрощаться, ответила ему сердечной улыбкой. Через секунду в комнате остался только аромат ее благовоний, а Юлий занялся приемом гостей и требовал еды и вина.

У себя дома Сервилия немного успокоилась. Тихие шаги слуг почти не прерывали ее мыслей.

— Госпожа! Пришел человек, которого ты звала, — объявила рабыня.

Сервилия поднялась с кушетки, в тишине нежно зазвенели ее золотые браслеты. Рабыня немедленно исчезла, и Сервилия с интересом разглядывала своего гостя. Одежда на нем небогатая, но если нужно, он может изобразить из себя самого состоятельного римлянина.

— У меня есть для тебя поручение, Белас, — начала она.

Гость поклонился, показывая лысину на макушке. Сервилия помнила времена, когда этот человек носил золотые кудри до плеч. Время никого не щадит — так обидно!

— Мне еще три дня играть Диониса, — сразу сообщил он. — Те, кто понимает в театре, считают мою игру совершенной. А потом я к твоим услугам.

Сервилия улыбнулась и, к своему удовольствию, поняла, что Белас по-прежнему к ней неравнодушен. Быть может, он смотрит на нее глазами памяти и видит ту, прежнюю. Он всегда ее обожал.

— Дело нетрудное, Белас, но придется ненадолго уехать из города.

— Уехать? Не люблю деревню. Разве тамошний грубый народ в состоянии оценить прекрасные пьесы Еврипида? Почти двадцать лет я не покидал Рима, да и с какой стати? Здесь весь мир, и здесь живут люди, приходящие на каждое представление, где у Беласа есть роль — пусть даже самая маленькая.

Сервилию не смешило его тщеславие. Этот непризнанный гений был человеком находчивым и добросовестным и до сих пор ее не подводил.

— Это и не деревня, Белас. Я прошу тебя понаблюдать за одним поместьем. Точнее — за женщиной, которая там живет.

Гость резко потянул ноздрями воздух.

— А таверна там есть поблизости? Ты же не потребуешь, чтобы я валялся где-нибудь в вонючей канаве? Дионис не может пасть так низко.

— Таверны там нет, хитрый ты лис. Думаю, ты догадался, куда я тебя посылаю. И, насколько я помню пьесу, Дионис за несколько золотых монет может валяться где угодно.

Белас пожал плечами, выражение лица у него изменилось, и актер взял доверительный тон:

— Речь, конечно, идет о жене Цезаря. О ней судачит весь город. Ну и свадьба — ни ухаживания, ни стихов на заказ. Похоже, Цезарь просто пересчитал ее на вес золота, если судить по поместью, которое ее папаша собирается купить.

Белас пристально смотрел на Сервилию и не мог сдержать самодовольной улыбки, видя, как точно его слова попадают в цель.

— Свадьбу сыграли на скорую руку, а вот уж месяц прошел, и не слыхать, чтобы она забрюхатела, — продолжал актер. — Или он ее до свадьбы не опробовал? Вообще-то у Помпеи в роду все плодовитые, и я жду не дождусь, когда же объявят радостную весть и будут угощать даровым вином — зависть нашу заливать. Юлий хоть и прячет под лаврами лысину, но детей делать умеет — дочка-то у него есть. Может, это Помпея бесплодна?

— Я тебе не говорила, что ты мелкий злой сплетник? — поинтересовалась Сервилия. — Цезарь вовсе не лысый, и не всегда боги даруют зачатие в первую же ночь.

— Он, я слышал, старается изо всех сил. Говорят, племенные жеребцы своих кобыл не…

— Хватит, Белас, — холодно оборвала Сервилия. — По ауреусу в неделю, пока войско не отправится в Грецию. Или ты в театре больше зарабатываешь?

— Дело не в заработке, а вот публика может меня забыть. Потом я не получу работы. Любовь зрителей — дело ненадежное. Да и цены теперь поднялись — Цезарь столько золота понавез из Галлии. Две монеты в неделю, и старине Беласу хватит на прокорм, пока он ищет новую работу — когда станет тебе не нужен.

— Согласна, пусть две, только не своди глаз с этого дома. Чтобы после не пришлось передо мной извиняться или рассказывать, как тебя насильно втянули играть на деньги.

— Мое слово верное, Сервилия. Ты сама знаешь. — Белас говорил серьезно, и она поверила. — Но ты мне не сказала, что я там должен увидеть, — продолжал он.

— Помпея совсем молода, а в молодости мы бываем глупцами почти так же часто, как в старости. Боюсь, увлечется еще каким-нибудь смазливым юнцом.

— А при чем тут ты, моя прекрасная царица? Неужели надеешься, что ее кто-нибудь совратит? Я мог бы устроить ей западню. Подобные вещи делаются легко.

Сервилия поджала губы и задумалась, но тут же покачала головой.

— Нет, даже если она настолько глупа, я в этом участвовать не желаю.

— А меня любопытство разбирает — зачем тебе тратить золото на чью-то жену? — спросил Белас, испытующе глядя на нее исподлобья. К его изумлению, на щеках Сервилии выступили красные пятна.

— Я… я хочу ему помочь. Если я гожусь только для этого — пусть будет так.

Лицо Беласа смягчилось, он приблизился к Сервилии и обнял ее.

— Мне тоже приходилось бывать в таком положении. Любовь превращает нас в глупцов.

Сервилия высвободилась и дотронулась до глаз.

— Значит, ты мне поможешь?

— Конечно, моя царица. Вот только уберу в сундук маску великолепного Диониса, дав публике в последний раз насладиться моим голосом. Хочешь послушать кульминацию? Это нечто особенное.

Сервилия с благодарностью взглянула на гостя. Своей болтовней он немного развеял ее грусть.

— Давай я созову девушек. Ты неотразим, когда выступаешь перед красивыми женщинами. — Обсудив дела, Сервилия успокоилась.

— Да, на мою беду, — признался актер. — Красотки меня вдохновляют. А можно мне потом выбрать кого-нибудь? Такой актер, как я, достоин награды.

— Только одну, Белас.

— А двоих? Я так хочу любви, Сервилия, я изжаждался.

— Тогда одну девушку для любви и одну чашу вина — жажду утолить.

Холодная морская вода заплескивала в утлое суденышко, и Цецилий все время дрожал. Ночь была безлунная, и если бы не плеск и шорох волн, казалось бы, что лодка движется в пустоте. Двое гребцов молча работали веслами. Звезды, которые иногда появлялись в разрывах облаков, помогали им держать курс к берегам Греции. Парус сложили, и Цецилий хоть и не моряк, но догадался, что это неспроста.

— Итак, что у меня хорошего? — бормотал он. — Два ножа, горстка греческих монет — правда, неизвестно, что там на них можно купить…

Один из гребцов шикнул на него, налегая на весло, и Цецилий продолжил рассуждать о своих делах про себя. Он давно заметил, что в трудную минуту нужно сосредоточиться, разложить все по полочкам — и это поможет выбрать правильный путь.