Онлайн книга «Живая сила. Дневник ликвидатора»
|
А рядом с АЭС могли быть и совсем микроскопические радиационные «пики», буквально «иглы» — мини-микропятнышки. Например, на пляже Пруда-охладителя, со стороны АЭС, наш новый дозиметрист опустил зонд над песком… Я уже привычно приготовился записать «100 мР/ч.», мы там всегда столько меряли… А он неожиданно — «400 миллирентген в час»!: наткнулся зондом на фрагментик реакторного топлива или графита, причем совершенно микроскопический, глазом неразличимый (как я в песок ни всматривался, так и не смог разглядеть). Причем хоть это и был кусочек невидимо-крошечный — но все же слишком тяжелый, чтобы далеко улететь. Поэтому такие «микро-пики» радиации могли быть только совсем недалеко от АЭС. 7. С течением времени уровни уменьшались: — во-первых, из-за распада самих радиоактивных веществ, — во-вторых, из-за их уноса «вглубь» (земли, водоемов) и «вширь» (на соседние участки) водой, ветром, живностью, деятельностью людей. То есть вся эта радиационная гора естественным образом со временем проседала [50] . В мае, например, гамма-уровни были в несколько раз выше, чем в середине лета: там, где мой приятель Сэм в Рыжем (тогда еще Желтом) Лесу нашел 50 рентген в час, через три месяца больше 20 Р/ч. не было. Причем уменьшение уровней со временем подчиняется той же закономерности, что и уменьшение с расстоянием: чем выше уровень — тем быстрее он уменьшается со временем. Время выполняет «дезактивацию местности» медленнее людей, но зато куда обширнее: на всех загрязненных территориях. Так что сникает этот радиационный Эверест со временем: уменьшается его высота, тает, стягивается к центру основание… …За 20 лет после аварии (с 1986-го по 2006-й) площади загрязненных территорий уменьшатся: — малозагрязненных — в 5 раз в России и в 2 раза в Беларуси; — среднезагрязненных — в 4 раза в обеих странах; — сильнозагрязненных — в 26 раз в России, в 10 раз в Беларуси. Очень сильно загрязненных территорий в России, площадь которых в 1986 году составляла 580 квадратных километров, в 2006 году уже не будет. По данным Отчета ООН 2002 года [51] Незрячие и слон, или Откуда ноги растут
Знания крайне важны. Но сами знания — ничто: нужно понимание. Слоган газеты «The Wall Street Journal» Чего только не прочитаешь о радиационном загрязнении местности от чернобыля! Тут тебе и «пятна», и «полосы»… И что любопытно — все это правда одновременно! Но это такая правда — как в анекдоте про слепых и слона: Трое слепых ощупывают слона. Один говорит: — Слон — это столб: круглый, толстый и высокий! Другой: — Нет! Слон — это трубка: длинная, гибкая и упругая! — Да вы что! Слон — тоненький шнурочек, на конце заостренный! Первый обхватил ногу, второй — хобот, третий держится за хвост… Эти «пятна-полосы» повышенной радиации — от АЭС, от пролома 4-го реактора — далеко. И те, кто их мерял, не знали, что «полоса» — это не просто себе полоса, а часть чего-то большего: «радиационного отрога», или «отрожка» от него, или вытянутой автономной горки… А «пятна», нетрудно догадаться, — это отдельные горки и горочки вне главных хребтов, отдельные выпадения из пролетавших мимо в первые дни (понятно, невидимых) «радиоактивных облаков». Например, микрочастички взорвавшегося реактора по воздуху ветром несло, а тут дождичек пошел и осадил их на землю. И уровень радиации на этой местности поднялся по сравнению с соседними… …Короче, слон — это не совсем то, что нога, хвост и хобот. Совсем не то, точнее. Туловища ему не хватает — того места, «откуда ноги растут». 1 Р/ч.: Вкус радиации
Природа экономна в причинах и многообразна в следствиях. Монтень Как-то вечером, после ужина в лагере, делились мы впечатлениями от пребывания на 1 Р/ч. (это нижняя граница уровней, которые мы тогда считали «высокими»). У Валеры — командира 2-го взвода — на 1 рентгене в час начинал болеть зуб, у него вообще были какие-то проблемы с зубами. Сережа по своей основной — гражданской — специальности химик-синтетик, занимается металлоорганическими соединениями. Он на 1 Р/ч. начинал чувствовать металлический вкус во рту. Я долго голову ломал — почему? 1 Р/ч. — уровень явно маленький, чтоб радиолиз (разложение химсоединения на его составляющие под действием облучения) начался… И, с другой стороны, это сколько ж надо этой металлоорганики нахвататься, чтоб при этом вкус металла во рту почувствовать… Неправдоподобно… А что еще?… Я тогда просто не знал, что металлический привкус во рту — симптом непорядков печени, а уж ее-то, работая со своими металлоядами, Сережа точно подсадил: обычное дело среди химиков-синтетиков. И вот на 1 Р/ч. его подсаженная печенка начинала попискивать, не выдерживая еще и этой нагрузки… Я тоже на 1 Р/ч. начинал чувствовать то, что считал слабым местом своего организма… …Облучение — в тех дозах, с которыми мы тогда дело имели, — действует в первую очередь НА СЛАБОЕ ЗВЕНО ОРГАНИЗМА — и это для каждого человека индивидуально. И только при возрастании дозы возникают уже характерные «лучевые поражения», типа ОЛБ той же (острой лучевой болезни), про которую все поначалу только и говорили… Эту простую, но далеко не очевидную вещь, РАДИАЦИЯ ДЕЙСТВУЕТ В ПЕРВУЮ ОЧЕРЕДЬ НА СЛАБОЕ ЗВЕНО КАЖДОГО ОРГАНИЗМА мы поняли в июле 1986 года, так сказать, «не отходя от кассы». И нужны были годы, чтоб официальная медицина дошла… — доползла! доплелась… — до этого вывода. Собственная шкура — очень чуткий научный инструмент… Так что металлический, оказывается, вкус у радиации… |