
Онлайн книга «Беллона»
Поганая эта Муся у меня прямо на штанине повисла. Кое-как я ее отшвырнул, подбегаю к Диане: — Вот… Молока достал… Для горла оно еще лучше. Кошка тут как тут, снова начала мне брючину когтить, даже сквозь ткань продирает. Но я терпел, даже почти не замечал. Сейчас выпьет, сейчас! Диана поднесла ко рту стакан, только пригубила — вдруг страшный грохот. Это мужик в грязном халате ударил колотушкой по железному щиту. — Огонь! Огонь! — закричали на сцене. — За царя и отечество! Не подведи, братцы! Теперь уже трое принялись лупить по железякам. Диана отставила стакан и зажала уши. Всего разочек глотнула. Эх, мало! Сквозь занавес что-то сверкало, откуда-то потянуло дымом. В зале взвизгнули женские голоса — дамы напугались. — Ты пей, пей. Она не расслышала: — Что? Наконец мужики перестали мучить железо, лязг стих. Диана стояла так близко от меня, ее глаза в полумраке блестели. И я не сдержался. — …Знаешь, я ведь тебя в первый раз давно увидал. Раньше, чем встретил… — Как это может быть? — спросила она, но рассеянно. Не до меня и моих откровений ей сейчас было. Нет уж, решил я. Лучше заранее ничего не рассказывать. Пусть своими глазами увидит. — Скоро сама поймешь… Только мы двое будем знать, ты и я… Но этого она, по-моему, уже не слышала. Смотрела куда-то поверх моего плеча, и выражение сделалось странное. Я обернулся. В закоулке вроде нашего стояла Крестинская с молодым и красивым адъютантом. Я догадался: это и есть ее князь. Наверное, как и я, отправился за кулисы искать свою суженую. — Диана! Короленко! — Золотая Кудряшка помахала рукой. — Вот, познакомься. Мой Жорж. Шери, это Диана Короленко — ну, я тебе рассказывала. Офицер подошел. Изящно склонившись, поцеловал — то есть, сделал вид, что поцеловал — Диане руку. На меня он поглядел вопросительно. Не понял, видно, что за переросток в матроске. Приятно улыбнулся, протянул руку. — Георгий Ливен. Вот князь стервозной Мусе понравился. Она наконец оставила мою штанину в покое, подошла к красавцу-адъютанту и потерлась ему о сапог. — Илюхин… — с трудом выдавил я. — Герасим… Крестинская скривила носик: — Ты всё со своим юнгой? Оригинально. Послушай-ка моего совета… Она взяла Диану под локоть, отвела в сторону. А князь спрятал ладонь. — Юнга? Я вытянулся, согласно уставу. — Так точно, ваше благородие. Вестовой капитана Иноземцова. — В самом деле оригинально, — сам себе сказал Ливен. — Кыш отсюда! Я вздрогнул, но это адресовалось не мне — кошке… Она обиженно запрыгнула на обрезанную картонную колонну, оттуда сиганула еще куда-то. Мы с князем стояли рядом и смотрели в одну сторону, на шепчущихся барышень. Но можно было подумать, что меж ним и мною тысяча верст. Или что меня вообще нету. Он поглядел с улыбкой на невесту, слегка зевнул. Обратился к ней на французском и пошел себе. — Ан моман, шери! — прогнусавила Крестинская. Она шепнула Диане еще что-то, чмокнула ее в щеку. Прошуршала платьем мимо меня, тоже не удостоив взглядом. Не больно-то мне это было и надо. Вот что Диана стояла расстроенная, с опущенной головой — это меня обеспокоило. — Чего тебе коза эта наговорила? — Так… ничего особенного. Не в том дело. На ее ресницах блеснули слезы. — А в чем? — …Крестинская будет княгиня. А что ждет меня? Вечная бедность, убожество! Всхлипнув и махнув рукой, Диана пошла прочь. У меня в груди сделалось холодно и пусто. Я еще не понял, почему. Хотел кинуться за Дианой, чтоб утешить. — Гера! Как хорошо, что ты здесь! — из-за фанерного бушприта выглянула госпожа Ипсиланти. — Платон Платонович пришел? — Да. — Подойди, пожалуйста. Вот некстати! Мне нужно было бежать за Дианой. — Покажи, где он сидит. Пришлось идти с ней к краю переднего занавеса. Мрачный Иноземцов смотрел не на сцену, а куда-то вниз — а все вокруг жадно и восхищенно наблюдали за картиной только что окончившегося морского побоища. Мне сбоку было видно, как «тонет» сколоченный из досок турецкий корабль. Видно было и рабочих, которые тянули канаты. Погромыхивали последние раскаты грома, над сценой еще не рассеялся дым, а по ту сторону задника, изображавшего восточный город, кто-то жег промасленные тряпки. Из публики моряки кричали: — Браво! Всё так и было! — В точности так! Ура, Россия! Ура, Нахимов! Я слышал, как Агриппина вздохнула. — Скажи Платону Платоновичу… После концерта пусть не уходит. Я буду ждать его за кулисами. Мне нужно с ним поговорить. Обязательно передай, слышишь? — Ага. Я нетерпеливо переминался с ноги на ногу. С силой, которой я от нее никак не ждал, госпожа Ипсиланти тряхнула меня за плечо. — Не «ага», а непременно передай! Это очень важно! Я всю ночь не спала… Она еще что-то говорила, но я не мог разобрать — на сцене очень уж раскричался актер с лихо закрученными усами, в морском мундире. Показывая рукой на задник, герой все громче и громче декламировал: …Воистину была то казнь, не битва! Как будто фейерверк с огнем и гулом, Летали ядра, бомбы и гранаты… Синоп пылал! На рейде три фрегата, Как свечи пред покойником, горели… Нахимов прекратил пальбу. Довольно! Теперь и сами догореть сумеют. И пушки русския, как львы, замолкли, И лежа смирно на пожар глядели. Как только Агриппина Львовна ослабила хватку, я выскользнул из-под ее руки. Боялся, что не найду Диану, но она, оказывается, ушла недалеко. Я обнаружил ее в двух шагах от закутка, где осталась чашка с любовным зельем. Отвернувшись к занавесу, Диана плакала. Я дотронулся до ее локтя — она повернулась, ткнулась лицом мне в грудь. — Кем я стану? Гувернанткой? Домашней учительницей в купеческом доме? Приживалкой? Ах, почему на свете всё так несправедливо! Каждый слезный возглас будто вколачивал меня в землю. Моя несбыточная надежда, моя невозможная мечта разбилась, рассыпалась вдребезги. Чудо чудом и сказки сказками, а жизнь жизнью. В какой любви собирался я Диане признаваться? Что мог я ей дать? Матросский сын, неуч, голодранец. |