
Онлайн книга «Град Божий»
отключили от аппарата искусственного дыхания. Поздравляю тебя, мама, сказал я, тебе сегодня стукнуло девяносто пять. Она подняла бровь, открыла глаз и едва заметно улыбнулась — эта улыбка пыталась задержать уходящую жизнь; девяносто четыре, поправила она меня. Это был наш последний разговор. Но и теперь, через несколько лет после ее ухода из жизни, я продолжаю ощущать ее смерть как непривычную тишину, молчание, молчание человека, который всегда должен был что-то сказать по поводу нашего вкуса и по поводу наших привычек и при этом всегда утверждал, что говорит только тогда, когда его об этом просят. Она сумела овладеть только одним достижением современной техники, которую вообще-то недолюбливала и не понимала, автоответчиком. «Позвони маме» — это все, что она позволяла себе сказать машине, которая моим голосом требовала сообщить имя и номер звонившего. Мой голос при этом не был похож на голос живого человека — это был ясный, четкий безликий голос говорящей машины, для слуха машины и предназначенный. «Позвони маме» — вот что я услышал бы и сегодня, установи мы телефон в ее могиле. В 1917 году мой отец закончил прохождение военно-морской подготовки, получил звание сигнального офицера и вскоре после этого отбыл в расположение экспедиционного корпуса в Европе. Его не успели обмундировать в новую военную форму, и он был как белая ворона среди ранцев и обмоток других новобранцев. Потом, совершенно непостижимым образом, а может, это только кажется, что непостижимым, ему изменили звание, причем сделано это было не Аннаполисом [10] , а местным командованием. Отца направили в окопы служить военно-морским наблюдателем по связи с флотом. Все правильно, ведь связь и была его специальностью, как она была специальностью всех мужчин в нашем роду, начиная с деда, который прибыл в Америку в 1887 году и стал печатником. Конечно, отец понимал, что световая сигнализация и сигнальные флажки годятся только для флота, но в окопах столь же бесполезными оказались телефон и телеграф, на которых держится связь в сухопутных войсках. Ведь каждой атаке немцев предшествовала артиллерийская подготовка, сметавшая кабели и провода, так старательно подведенные к штабам батальонов, и если для того, чтобы поднять в воздух телеграфные линии, протянутые вдоль шоссейных и железных дорог к артиллерийским позициям и в полевые госпитали, от полков к штабам дивизий, достаточно дернуть за оструганный, пропитанный креозотом сосновый стержень, и последует выстрел, и тысячефунтовый снаряд тяжелой гаубицы, как копье Ахилла, врежется в провода и полетит дальше, таща за собой, словно хвост кометы, раскаленные провода, оставив любого генерала в таком же неведении об обстановке, как самого последнего пехотинца, скрючившегося на дне окопа в своей жалкой форме, и только рев разрывов будет непроницаемо закодированным войной ответом на вопрос генерала о том, что же происходит в действительности. Мой наблюдательный отец сразу ухватил эту особенность и со смехом рассказывал мне, что не надо быть Эйнштейном, чтобы понять, что война — это такое же врожденное свойство человеческого ума, как твердость — свойство древесных клеток дуба. Оправдав надежды своего морского командования, он оделся в китель цвета хаки и каску убитого лейтенанта, который делил с ним блиндаж, и когда в воздухе повисли свист и грохот, а земля вздыбилась, поднимаясь и оседая, как волны самого тяжелого из морей, он принял на себя командование уцелевшими солдатами сигнальной роты; они упрямо разматывали свои гигантские деревянные катушки, заменяя разорванные на куски провода новыми, или запускали с поднятых рук почтовых голубей, которые каким-то чудом возвращались обратно, больше похожие на комья окровавленных перьев. Отец создал в своей роте команды посыльных по два человека, в задачу которых входила доставка разведывательных данных в штаб и передача штабных приказов войскам. Посыльные — единственное, что могло действительно работать на войне, хотя сведения, которые они доставляли, могли запаздывать на час и больше. Американский генерал Першинг очень долго сохранял свои армии свежими под своим непосредственным командованием, но в 1917 году дела у союзников пошли из рук вон плохо, а количество убитых в британской и французской армиях достигло четырех миллионов человек, большинство из которых умерли послушными, молодыми, ошеломленными, согласно своим чинам и званиям. |