Книга Терновый венец Екатерины Медичи, страница 90 – Неля Гульчук

Несчастный портной был в рванье и тяжелых оковах. Четверо вооруженных до зубов воинов охраняли его. На фоне ярких, роскошных одеяний придворных он, как ни странно, не выглядел жалким. И Екатерина сознавала почему: для этого еретика существовало лишь величие Небес, куда можно попасть лишь благодаря вере, которую он считал единственно правильной.

– Обучался ли ты в детстве какому-либо ремеслу? – задал свой первый вопрос епископ Маконский, этот хитрый ловец душ.

С присущей человеку из народа простотой портной ответил:

– Да, шить и прясть, и в своем мастерстве я могу соревноваться с любой мастерицей Франции.

– Что же тебя не устраивает в католической вере?

– Благочестивый обман. Когда говорят, что папа не только простой человек, но и Бог, а также чрезмерная пышность обрядности за счет ущерба внутреннему содержанию религии. Папский престол покупается, а не заслуживается. Назначение на высшие церковные должности осуществляется сомнительными средствами: все внимание уделяется финансовому положению, а не духовным качествам. Мы же призываем к нравственной реформации Церкви. Если бы люди отдавали Богу должное, не были бы нужны ни князья, ни правители.

Лицо короля становилось все более замкнутым. Портной обладал хорошо подвешенным языком, держался независимо, и Генрих сожалел, что он предан ложной вере. Самым непостижимым было то, что оборванный портняжка не стеснялся ни придворных, ни церковников, ни его, короля Франции, и никого не боялся, хотя под каждым вопросом епископа скрывалась опасность. Этот нищий еретик точно подбирал ответы, свидетельствующие о его незаурядном уме, особенно если учесть, что он не умел ни читать, ни писать.

– В чем же по-твоему заключается служение Богу? – задал свой вопрос кардинал Лотарингский.

– Только вера делает нас угодными Богу и еще скромность, самоотречение, трудолюбие и бережливость. Каждый христианин ответственен за общество и его нравственное состояние перед Богом. Произнесите надо мной какой угодно приговор, я скорее взойду на костер, чем откажусь от своей веры.

Екатерина чувствовала, что еретик выигрывает спор.

Внимательно следящий за спором король наконец тоже решил задать вопрос:

– Ты сознаешь, что бунтующие подданные, коими являетесь вы, еретики, – разбойники и убийцы?

Тишина, последовавшая за вопросом короля, длилась несколько секунд. Наконец протестант гордо вскинул голову и рассудительно ответил:

– Я – честный человек, Ваше Величество, хочу чистосердечно высказать вам следующее: уважайте ваших подданных, которые не боятся говорить вам правду. Правда – редкий товар, и, к несчастью, напрасно вы ищете ее среди вашего ближайшего окружения, которое купается в роскоши, грабит народ и не вникает в то, что происходит вокруг. Почему только дворяне пользуются привилегиями на охоту и рыбную ловлю? Разве только богатым должно принадлежать право избирать и смещать духовных лиц? Сжальтесь над престолом и страной.

Диана задохнулась от негодования и с упреком посмотрела на своего любимца Карла Лотарингского: ну и совет он ей дал… Из этого спора могут случиться одни неприятности. Надо немедленно прекратить это безобразие.

– Мы дали тебе высказаться, – произнесла она ледяным тоном, – теперь позволь и нам сказать свое слово.

Екатерина перехватила взгляд протестанта и как бы его глазами увидела себя – жену, брошенную мужем ради престарелой распутницы, и вдруг услышала слова несчастного труженика, громко и гневно осмелившегося бросить вызов фаворитке.

– Довольствуйтесь тем, мадам, что заразили Францию вашим бесчестием и вашей непристойностью, и не пытайтесь смешивать яд свой и грязь с такими святыми вещами, как истинная религия и правда Господа нашего Иисуса Христа.

Этот обреченный человек решился на то, на что не отважился ни один придворный. Последовал взрыв негодующих возгласов. Король вскочил. Он задыхался от гнева: оскорбили его даму!.. Он, оскорбляющий постоянно и прилюдно свою жену, не желал слышать даже единого слова, обращенного против своей любовницы.

Все ждали, что скажет король.

Диана в эти минуты казалась еще более надменной, чем когда-либо.

Екатерина торжествовала, но усиленно делала вид, что возмущена дерзостью оборванца, оскорбившего всемогущую герцогиню де Валентинуа.

Портной спокойно взирал на всех, уверенный в своей правоте и в том, что Бог на его стороне.

– На костер его! – громко произнес Генрих и сквозь стиснутые в гневе зубы прорычал. – Немедленно уведите. Я сам буду смотреть, как его сжигают заживо.

Жестокость короля не испугала портного. Он рассмеялся. Его обличающий голос загремел на весь зал.

– Истинная религия и ее враги не сговорятся никогда! Запомните, идолопоклонники, приверженцы истинной веры скоро искоренят всякую гниль.

Он удалялся под охраной солдат среди всеобщего оцепенения, в котором резко выделялся зловещий звон его цепей.

Протестант уходил, приветствуя смерть, готовый принять любые истязания за истинную веру.

Наблюдая за уходом еретика, Екатерина поняла, что король и фаворитка проиграли.

Казнь была назначена на 5 июля 1549 года: пять протестантов были приговорены к сожжению, трое к повешению.

На площади Мобер, перед ратушей напротив королевской галереи возвели пять костров – отсюда Генрих II мог без помех любоваться грандиозным зрелищем.

Костры сложили выше человеческого роста; главный палач и его подручные с раннего утра суетились вокруг, подравнивая сложенные дрова, готовили охапки хвороста.

Печальная процессия приближалась к месту казни, когда король, королева, фаворитка и члены Королевского совета заняли свои места возле балюстрады.

Вид приготовленных к казни костров вызвал в душе Генриха смятение, но, как он ни отворачивался, ни опускал глаза, взор его все время устремлялся туда: такова оказалась притягательная сила ужасного и необычного.

Пространство, занимаемое помостом и кострами, было оцеплено солдатами, стоявшими плечом к плечу плотной стеной; за ними – море человеческих голов; всюду и везде, на площади, в окнах и на крышах расположились любопытные зрители, одержимые ненавистью к проклятым еретикам. Безусловно, были и сочувствующие обреченным, но это было меньшинство, вынужденное скрывать свои чувства, иначе их бы растерзали на месте.

Вскоре человеческое море расступилось, и показалась группа людей, движущихся к месту казни.

Екатерина неподвижно стояла рядом с королем, происходящее терзало ей душу, а трагические звуки пронзали слух.

– Еретики!

– На костер их!

Из окон домов неслись безжалостные выкрики:

– На костер всех еретиков!

«Пресвятая Дева! Спаси Францию! Спаси моих детей и всех нас!» – молилась про себя Екатерина, наблюдая за разъяренной, трудно управляемой толпой, одержимой яростью.