Книга Нефертити, страница 27 – Мишель Моран

— Спорим, тебе нравится здесь, в саду? — с легкой завистью произнесла я, почесав кошечку под подбородком. — Никто тебе не докучает, никто не спрашивает, какое схенти надеть.

Кошечка, не обращая внимания на мои слова, взобралась по моему платью и уткнулась головенкой мне в шею. Я засмеялась и подхватила ее.

Кошечка растопырила крохотные когтистые лапки, пытаясь за что-нибудь зацепиться.

— Вот сюда.

Я посадила кошечку на сгиб руки, и она, устроившись там, принялась зачарованно наблюдать за стрекозами.

— Мутни! — донесся до меня голос Нефертити. Как всегда, ей что-то было срочно нужно. — Мутни, ты где?

Она появилась из-за деревьев и двинулась ко мне по берегу пруда с лотосами. На глазах ее блестели слезы, но Нефертити не плакала. Она никогда не плакала.

— Что случилось? — Я вскочила, позабыв про котенка. — Что такое?

Нефертити схватила меня за руку и потянула к каменной скамье.

— У меня месячные, — сообщила она.

Я недоуменно посмотрела на нее.

— Но ты замужем за Аменхотепом всего лишь…

Она впилась ногтями в мою руку.

— Кийя уже почти на четвертом месяце! — выкрикнула она. — На четвертом! Ты наверняка знаешь что-нибудь такое, что мне нужно попить, Мутни. Ты же училась травознанию у Ранофера!

Я покачала головой.

— Нефертити…

— Ну пожалуйста! Вспомни, что он тебе говорил! Ты же всегда его слушала!

Да, хотя Ранофер был влюблен в Нефертити, не она, а я терпеливо слушала, когда он сыпал названиями лекарственных трав. Мне захотелось улыбнуться, но в глазах Нефертити стоял страх, и я поняла, насколько это будет серьезно, если Кийя родит сына, а Нефертити к этому времени еще даже не будет беременна.

— Мандрагора, — сказала я.

— Хорошо. — Нефертити выпрямилась, и щеки ее снова порозовели. — Что еще?

— Мед и растительное масло.

Нефертити быстро кивнула:

— Это я могу достать. С мандрагорой, конечно, сложнее.

— Попробуй мед, — предложила я, понимая, что бесполезно напоминать о том факте, что Кийе понадобился почти что год, чтобы понести.

Двадцать восьмого фармути все внутренние дворики дворца были забиты носилками. Тяжело груженные ослы пронзительно ревели, а суетящиеся слуги налетали друг на дружку и бормотали себе под нос ругательства. Поскольку уже был канун Шему и вода стояла низко, наше путешествие в Мемфис должно было занять много дней. Я попросила Ипу поискать на рынке трактаты о травах, чтобы мне было что почитать во время плавания.

— На корабле? Ты собираешься читать на корабле? — Ипу остановилась в дверном проеме и опустила корзинку. К середине дня этой корзинке предстояло заполниться покупками по моему заказу. Мы покидаем Фивы, а кто его знает, какой рынок там, в Мемфисе. Все были в панике, все ринулись в город за лотосовым маслом, сурьмой и кокосовым бальзамом. — Но как это у тебя получится? Тебя что, не тошнит?

— Я буду принимать имбирь. — Я встала с кровати и сунула Ипу в руку несколько медных дебенов. Мы вышли вместе, так что я смогла присоединиться к сестре. — Книгу в кожаном переплете, или хороший свиток, или что-нибудь связанное с травами.

Старший пришел к нам во дворик, посмотреть, как пакуют вещи Аменхотепа, и теперь он с подозрением следил за погрузкой. Дважды, когда он замечал что-нибудь, что не хотел отдавать, он приказывал слугам выгрузить вещь.

— Этот золотой сосуд с бирюзой — дань от нубийцев. Он останется в Мальгатте.

Так что слуги с трудом подняли вазу на ножке и отнесли обратно в покои, которые занимал Аменхотеп. Когда Старший увидел рабыню, к которой питал особую слабость, цветущую девушку с длинными волосами и маленькой грудью, он потребовал, чтобы ее тоже вернули во дворец. Царица посмотрела на него с презрением.

— Я бы никогда не стала терпеть такого распутного мужа, — вне себя от негодования, произнесла Нефертити.

Мы с ней стояли под навесом и наблюдали за представлением.

— Она смотрит сквозь пальцы на его похождения, потому что они его отвлекают, — сказала я ей и сама вдруг осознала истинность своих слов. — Если он в спальне, он не сидит в Зале приемов.

К нам подошла мать. Мы вместе нашли где присесть и стали наблюдать за суматохой. Было жарко и душно, и слуги обмахивали нас опахалами, но Нефертити, похоже, не замечала жары. Она покинула тень, чтобы лично присматривать за погрузкой вещей, которые должны были теперь принадлежать ей, и властно отдавала распоряжения, а слуги потрясенно глазели на нее. Они не привыкли к ее редкостной красоте, миндалевидным глазам и длинным густым ресницам. Но они ошибочно приняли ее красоту за благодушие, не поняв еще, что она наделена безграничной энергией и жаждой перемен.

«Царица Нефертити, — подумала я. — Правительница Верхнего, а со временем и Нижнего Египта. Царица Мутноджмет», — представила я и меня передернуло. Нет, мне бы этого не хотелось. Чей-то негромкий голос отвлек меня от моих мыслей, и я поняла, что рядом с нашим навесом стоит Аменхотеп. На нем было длинное схенти, золотой пояс и серебряные браслеты. Глаза были недавно подкрашены сурьмой. На расстоянии вытянутой руки от него стоял генерал Хоремхеб, но их разделяла пропасть, и я почти не удивилась, осознав вдруг, что военачальник не уважает молодого царя.

— Семьдесят человек будут идти за мной, и пятьдесят — передо мной. Я не хочу, чтобы ко мне подобрался убийца. Если кто-либо из крестьян проберется на баржу незамеченным, он поплатится за это жизнью.

Иногда беглые рабы присоединялись к царскому каравану, чтобы пробраться во дворец, где они могли бы прислуживать и жить среди роскоши.

Хоремхеб промолчал.

— И мы будем в пути от утра и до темноты. До тех пор, пока можно будет безопасно править, — распорядился Аменхотеп. — Мы не будем нигде останавливаться — отправимся прямиком в Мемфис.

Впервые на лице Хоремхеба промелькнула тень некоего чувства.

— Ваше величество, — решительно перебил фараона Хоремхеб, — людям нужно будет отдыхать.

— Пускай гребут по очереди.

— По дневной жаре люди могут начать умирать. Это может дорого обойтись…

— Чего бы это ни стоило, но чтобы все было выполнено! — выкрикнул Аменхотеп.

Вся шумиха во дворике тут же прекратилась. Аменхотеп осознал присутствие слушателей, и к лицу его прихлынула кровь. Он шагнул к Хоремхебу. Тот не дрогнул.

— Ты подвергаешь сомнению приказы фараона? — угрожающе спросил Аменхотеп.

Хоремхеб взглянул ему в глаза.

— Ни в коем случае, ваше величество.

Аменхотеп прищурился.

— Это все? — спросил Хоремхеб.

На мгновение мне показалось, что Аменхотеп не ответит военачальнику. Но он все же произнес: