Книга Нефертари. Царица египетская, страница 21 – Мишель Моран

— Тише. Вот и внутреннее святилище.

Во внутреннем святилище было темно, словно в склепе; воздух наполняла звенящая тишина. Святилище располагалось в самом сердце храма, глухие стены не пропускали в него солнечных лучей. В середине возвышался эбеновый алтарь, на черных каменных стенах мерцали блики факелов.

— Что нужно делать? — прошептала я.

Алоли безмолвно шагнула вперед, медленно опустилась на колени перед алтарем и простерла руки. Я последовала ее примеру. Рядом с нами занимали свои места другие жрицы в голубых развевающихся одеждах; так же как и Алоли, они протягивали руки ладонями вверх, словно подставляя их под капли дождя. Я поискала глазами Уосерит, но тут все запели гимн, по залу поплыли сладкие волны ладана, и я уже не видела ничего, кроме алтаря перед собой.

— О мать Хора [35] , супруга Ра, создательница Египта! О мать Хора, супруга Ра, создательница Египта!

Жрицы повторяли эти слова, а Алоли испытующе смотрела на меня. Я повторяла за ней:

— Мать Хора, супруга Ра, создательница Египта.

Потом кто-то пропел:

— Мы пришли, дабы выказать свою покорность!

Жрицы опустили ладони, и из восточных дверей появилась Уосерит в одеянии из удивительной материи. При каждом движении ткань переливалась, словно вода струилась в полутемной комнате. Волосы были убраны под корону верховной жрицы, и уже не в первый раз я затрепетала в ее присутствии. Уосерит подняла перед алтарем алебастровый сосуд и вылила масло на гладкую поверхность.

— Мать Хора, супруга Ра, создательница Египта, я приношу тебе животворное масло.

Жрицы снова воздели ладони, а Уосерит омыла руки в чаше с водой и скрылась в затянутом дымкой проходе.

— И это все? — спросила я.

Алоли усмехнулась.

— Утром на алтарь приносится масло, а вечером верховная жрица приносит хлеб и вино.

— Все ради того, чтобы вылить на алтарь немного масла?

Улыбка Алоли угасла.

— Таково служение Хатор, — строго ответила она. — Каждое утро и каждый вечер нужно выполнять ритуалы, дабы угодить богине. Неужели ты посмела бы выказать неповиновение и разгневать ее?

Я покачала головой.

— Нет, конечно нет.

— Обряды, быть может, и простые, но для Египта нет ничего важнее.

Неожиданная серьезность жрицы меня удивила. В молчании мы миновали большую часть храма. У самого выхода я решилась спросить:

— Что нам делать теперь?

К Алоли вернулась прежняя веселость.

— А разве верховная жрица тебе не говорила? Будем наводить чистоту.

От лица у меня отхлынула кровь.

— Умащать маслом и скрести щетками?

— И еще протирать полотном и начищать лимоном. — Алоли остановилась. — Ты что, никогда ничего не чистила?

— Сандалии. Когда пачкала их на охоте.

— А полы, или стол, или стены? — Она увидела мое выражение лица и все поняла. — Никогда в жизни ничего не отмывала?

Я покачала головой.

— Это нетрудно, — утешила мена Алоли. — Жрицы этим занимаются каждый день перед обедом.

Она перекинула через руку сброшенную накидку, под которой оказалась такая же голубая туника, как дали мне.

— Будем мыть зал, выходящий в рощи. Люди носят грязь на сандалиях, пыль на одежде. Каждая жрица моет какой-то зал, это — мой зал.

Алоли устремилась вперед, а я — за ней. Я не понимала, почему Алоли так оживлена, пока она не распахнула выходящие в рощи двери. Жрица нагнулась и начала мыть пол; работавшие в саду мускулистые слуги не сводили глаз с ее бедер, что ритмично двигались под плотно облегающей туникой. Алоли и не пыталась скрыться от взглядов работников. Я уселась на корточки в другом конце зала и прикрыла колени подолом туники. Потом окунула кусок полотна в лохань с водой, отжала и стала водить им по полу.

— Мыть удобнее, стоя на коленях, — засмеялась Алоли. — И не волнуйся, никто на тебя не смотрит. Все смотрят на меня.

Пронзительно затрубили трубы, и слуги устремились к своим хижинам, что стояли за храмом; Алоли протянула мне мою накидку. Мытье пола, длившееся целую вечность, наконец-то кончилось.

Трапезная с огромными мозаичными изображениями Хатор наполнилась запахом жареной утки в гранатовом соусе. Жрицы заняли места за обеденными столами, стоявшими в несколько рядов.

— А мы где сядем?

— Рядом с верховной жрицей.

Корона Уосерит возвышалась над головами самых высоких жриц; заметив нас, Уосерит слегка кивнула. Я уселась справа от нее, Алоли — слева. Едва я потянулась за тарелкой, верховная жрица меня одернула:

— Надеюсь, ты не станешь набрасываться на еду, как во дворце.

Я оглянулась, испугавшись, что все вокруг ее слышали, но жрицы были поглощены разговорами.

— Не хватай еду, словно обезьяна, — поучала Уосерит. — Во-первых, нужно поднять рукава.

Левой рукой она изящно приподняла правый рукав, а правой взяла чашу с супом. Поднеся ее ко рту, она отпустила рукав. Сделав глоток, Уосерит не стала держать чашу у губ, как это сделала бы я, а поставила ее на место — точно так же, как и взяла. Я повторила ее действия, и она кивнула.

— Так лучше. Теперь посмотрим, как ты станешь есть утку.

Другие жрицы, закатав рукава, усердно разрывали мясо руками. Я последовала их примеру, и у Уосерит потемнело лицо.

— Это прилично простым жрицам, но ты-то царевна.

Уосерит опять изящно подняла рукава и, взяв кусок утки кончиками большого и указательного пальцев правой руки, стала аккуратно откусывать, то и дело вытирая губы салфеткой, которую держала в левой руке.

— Удивительно! Ты семь лет просидела за столом с придворными и ничему не научилась. Видимо ни ты, ни Рамсес ничем, кроме самих себя, не интересовались.

Пытаясь скрыть смущение, я опустила голову, потом взяла в правую руку кусок утки, стараясь подражать Уосерит. Протянутую жрицей салфетку я подставила под утиную ножку, чтобы не закапать одежду соусом. Взгляд Уосерит подобрел.

— В следующий раз принесешь свою салфетку — Мерит сошьет из какой-нибудь старой туники.

Я кивнула.

— И сиди прямо, не опускай голову: ты ни в чем не виновата. Ты здесь, чтобы всему научиться, и ты учишься.

После обеда мы с Алоли пошли в восточное святилище.

— Думаю, мне здесь понравится, — солгала я.

Алоли невозмутимо шагала впереди, ее длинная накидка размеренно колыхалась.

— Уборка, обряды — ко всему скоро привыкнешь, — пообещала она и лукаво добавила: — Другие жрицы принимают паломников, а мы будем заниматься игрой на арфе.