
Онлайн книга «Ледяной смех»
— Я не увижу больше Жанена. — Верю на слово, генерал. Уважая вас как храброго воина, все же предупреждаю, что, если ваша новая встреча с Жаненом состоится без нашего ведома, я с амвона поставлю об этом в известность общественность Омска. Моим словам в церквах верят. Господь и его святая церковь в Сибири еще не отменены. И, поверьте мне, всю вашу популярность ветром сдует. — Повторяю, владыка, встречи с Жаненом больше не будет. — Аминь! — А мне позвольте заверить вас, — сказала Блаженова, — что за любые попытки интриг против Колчака, за признаки сговора за его спиной с иностранцами вас просто уберут из жизни. А надо ли вам объяснять, как легко в военное время убирать непослушных командоров даже с генеральскими погонами? Пепеляев, глядя на Блаженову, рассмеялся: — А вы во всем хорошо подкованы. — Иначе нельзя. Да и обучалась возле романовского трона, а там, батенька, склоки одних великих князей чего стоили. 5 Поздний вечер. Ветер из-за Иртыша дует порывами, а от них на городской набережной вырастают кустики пыли. Осенняя листва, перемешиваясь с пылью, колесиками перекатывается по булыжной мостовой, сгрудиваясь возле заборов и палисадников. В вечерней саже на набережной потерялись украшающие ее хоромы омских богатеев и среди них особняк купца Жернакова, ставший личной резиденцией адмирала Колчака. * * * В полумраке уютной столовой с синими обоями, обставленной тяжелой мебелью из карельской березы, хрипло отсчитывали минуты похожие на шкаф итальянские часы. В простенках между окон высокие зеркала со столиками, на которых серебряные канделябры. Анна Васильевна Тимирева, укутав плечи пуховым платком, откинувшись к высокой спинке кресла, сидела у стола, накрытого к ужину, ожидая прихода адмирала. На столе два прибора. Тарелки с закусками. Хрустальный графин с коньяком. Русоволосая горничная в голубом платье с накрахмаленным кружевным передником, войдя, поставила на стол суповую миску. — Не рано ли, Даша? — спросила Тимирева. — Англичанин уехал. — Тогда ты свободна. Сама управлюсь. Горничная переставила миску ближе к Тимиревой. — Если понадоблюсь? — Позвоню. Тимирева, оглядев девушку, улыбнулась. — Ты сегодня просто прелестна. — Благодарю, Анна Васильевна. Горничная плотно прикрыла за собой дверь. Тимирева машинально взглянула на часы, освободив из-под платка тонкие кисти рук. Гладя ладонями скатерть, вздохнула. — Бедный, бедный, Александр. Уверена, что англичанин испортил ему настроение. Бедный, и все потому, что непослушный. Трудно мне возле непослушного. Колчак вошел в столовую, как обычно стремительно, с горящей папиросой во рту. Тимирева поняла, что он рассержен. Погасив папиросу в пепельнице на столике перед ближним зеркалом, Колчак, поцеловав руку Тимиревой, сел за стол в кресло напротив. — Извини! Нокс задержал. — Это обычно. Колчак из графина налил в рюмку коньяк, но не выпил. Заговорил, расстегнув крючки воротника френча: — Нокс начинает наглеть. Начинен всевозможными сплетнями. Представь, крайне недоволен, что не верю ему на слово. Верно. Не верю. У него опять трения с Жаненом. А какое мне до этого дело? Уверен, что не могут поделить барыши за проданное нам негодное оружие. Представь, до сих пор не могу дознаться, кто виновен в его покупке. У генералов круговая порука. Но я дознаюсь. Тогда мерзавцам не миновать расстрела. — А если окажутся знатные, не подлежащие осуждению? — Ну, нет! На этот раз в решении буду твердым. Пора кончать с неподсудной знатностью. — Мне кажется, Александр, наших заморских союзников ловко стукает лбами твой министр финансов. — Михайлов? — удивленно спросил Колчак, но, подумав, засмеялся. — Анюта, да ты просто умница. Представь, сам думал об этом. — Рада, что научилась одинаково с тобой думать. Иван Андрианович беспринципный интриган. — Особенно когда заботится о своем кармане. Не напрасно прозвали его Ванькой Каином. Отвратительное прозвище. А он, слыша его, только улыбается, считая, что оно для него полезно. — Тебе нездоровится? — Почему решила? — Не выпил коньяк. — Забыл. По привычке налил, а думал о другом. Вот и забыл. — Считаешь, что вполне убедил меня ответом? — Ты сейчас придираешься, Анюта. Представь, Нокса начинает беспокоить будущая судьба русского золотого запаса. Боится, что сохранность его в моих руках ненадежна. При мысли о нашем золоте союзнички буквально теряют разум. Ноксу хочется… — Разве тебе важно его желание? Мне ясно, что ему хочется. Понятно и то, что встреча с ним была неприятной. — Я едва сдерживал себя. Мне хотелось сказать ему наконец всю правду. Правду о союзниках. Что они рано собираются меня хоронить, что я полон веры, что наступление красных будет остановлено. Но, к сожалению, они знают, что это почти невозможно. — Ты, кажется, забыл, что совсем недавно, вот также за ужином, обещал мне Нокса вечерами не принимать. — Но он настаивал на встрече. — Но ты мог отказать. Забыть о своей любезности и об особом расположении к Ноксу. — Это было прежде. — Не сомневаюсь. Колчак, вспылив, перебил Тимиреву: — В чем не сомневаешься? — В том, что у Нокса есть инструкция из Лондона портить твои отношения с Жаненом. — Жанен по-французски назойлив, как коммивояжер, торгующий заведомо гнилым товаром. Я знаю его еще по Петрограду, когда во время войны был военным атташе. Считает себя знатоком русской психологии. Впрочем, тебя это не касается. Я голоден, Анюта. Тимирева налила в тарелку любимые Колчаком суточные щи, которые он чаще всего ел за ужином. — Меня должно все касаться, что творится возле тебя. — Нет, это мои заботы. — Неужели тебя уже убедили, что твои заботы не могут быть моими? — Просто сам решил. Не веришь? — Не верю. Знаю, что для многих из твоего политического окружения я возле тебя особа лишняя. Колчак нервно повел плечами, положил ложку в тарелку. Смотрел на Тимиреву в упор. Его большие черные глаза сощурились. Лоб от переносицы рассекла четкая морщина. Тимирева своего взляда не отвела. Спросила спокойно, хотя от волнения на щеках проступил румянец. — Разве услышал новость? Разве не знаешь? Тебе я желанная, а в этом смысл моей жизни, Александр. Надеюсь, этому веришь? |