Книга Сказание о Старом Урале, страница 81 – Павел Северный

Опять осень брала свое. Осень 1582 года.

Унеслись в теплые края перелетные птицы; те, что остались в лесах и полях, сменили перо.

А гонцов от Ермака не было. Когда вернулись провожатые в начале прошлой зимы, сообщили Семену Строганову, что дружина добралась до последнего волока и зазимовала перед плаванием в неведомые просторы сибирской земли по Туре и Тоболу.

Кочевые племена снова целый год тревожили чусовские городки набегами. Большого ущерба от них не было, но хлопот у Строганова прибавилось. Небольшие, неуловимые отряды воинов-вогулов появлялись неожиданно перед русскими селениями, грабили жителей, сжигали дома.

Чусовая снова покрылась льдом, а новых гонцов Ермак не слал.

Снегом засыпало лесные чащи. Метели взбивали и перетряхивали снежные перины-сугробы. Наступили морозы.

Зимой почти прекратились набеги вогульских отрядов на слободы и посады, но пришельцы, рассыпанные по лесам, теперь охотились у дорог на одиноких путников и приканчивали их меткими стрелами.

Семен Строганов за год заметно осунулся и постарел, не получая свежих вестей от Ермака. Что с людьми, оружием, припасами?

Сгорбился, исхудал Семен, но чуть не сутками объезжал с воеводами свои села и варницы. Редкий день не случалось покойников от вогульских стрелков.

Появились на Чусовой и голодные волчьи стаи. По ночам они поднимали такой неотвязный, унылый вой, что Анюте еле-еле удавалось рассеивать своими песнями тоскливую думу хозяина.

Однажды Семену приснился недобрый сон. Покойный отец, запорошенный снегом, пришел в избу и протянул Семену руки, приговаривая: «Студено тебе, Семен, становится на земле. Иди скорее ко мне!» Сон лишил покоя. Решил отслужить по отцу панихиду. Семен поехал за этим в женский монастырь и с тех пор зачастил туда.

Серафима и Катерина не раз просили его никогда не ездить в одиночку. Семен даже прикрикнул на них. Те при случае пожаловались воеводам Ивану Строеву и Досифею.

Иван отдал тайный приказ старосте, и караульщики стали всякий раз доносить Строеву или Досифею об отлучках хозяина из города. Теперь дозорные смотрели за хозяином в оба. Только он за ворота – следом скакали вершие охранители.

Вечерами Семен часто звал к себе племянника Максима. Он вслух мечтал, как племянник отправится к царю с грамотой о покорении Сибири, как потом в разных странах наберет заморских рудознатцев и возьмет их к себе на службу. Уже строились на Вычегде и Каме большие суда, уже был отправлен в Голландию иноземец приказчик Оливер Брюннель...

Время шло, а вестей от Ермака все не было и не было.

В тот субботний ноябрьский вечер, на закате, мороз взял полную силу. Анюта ушла в дом к подруге принимать роды, не видела, как Строганов собрался из дому.

Дозорные, закоченев на ветру, укрывались в башне и тоже не видели, как хозяин выехал из городка. Об отъезде Строганова узнал Досифей, влепил оплеуху караульному у ворот и поехал с ратниками вдогонку. Настиг Строганова у самого монастыря, в дремучем лесу.

– Куда путь держишь, воевода? – Строганов про себя ухмылялся в бороду.

– По твоему следу, хозяин. Серчай не серчай, а нет твоей воли в одиночку ездить. И для хозяина иной раз воеводино слово может приказом обернуться.

– За заботу спасибо. Зря боишься. В семи верстах от городка и в худые годы ворогов не водилось.

Досифей поглядывал на придорожные ели и сосны. С одной вдруг посыпался снег.

– Не рысь ли на ночлег укладывается? Как думаешь, Досифей?

– Давненько не встречал в этих местах рысей, хозяин.

Строганов засмеялся.

– При таком воеводе даже зверю хода нет.

Поехали шагом. Дорогу сильно перемело сугробами, в иных местах кони тонули в снегу.

– Погуляла метелица вволюшку! Не серчай, Досифей. Обещаю тебе впредь без ратников не отлучаться. В самом деле, мы еще не отвоевались, старина!

Когда путники отъехали и уже были вблизи монастырских ворот, с той ели, что обратила на себя внимание Строганова, комом упал человек в вогульской одежде. Увязая в сугробах и охлопывая себя по бокам, человек скрылся в молодом ельнике.

* * *

Низок, не велик храм обители. Седая древность Руси в нем, унаследованная от новгородских зодчих. Окна-щелочки. Помигивают во мраке тихие огоньки лампад. Не освещают они темень, а только желтят воздух возле себя, чуть намечая лики старинных темных икон.

Молятся черницы. Молится Семен, прислушиваясь к возгласам священника. Не отводит глаз от Ксении. Стоит она на молитве на коленях возле амвона.

Оглядывается Семен назад и всякий раз с трудом отыскивает у двери слившегося с мраком Досифея.

* * *

После всенощной Строганов проследовал за монахиней Ксенией в монастырскую трапезную. В длинном узком покое тепло. Строганов сел на лавке у стола. Монахиня, стоя у стены, перебирала четки.

– Лица на тебе не стало с зимней поры. Пошто недоброго опасаешься? Сам сказывал, что обрел веру в Ермака. Кабы плохо было, Спиря давно прибежал бы. Он ни на какой обман супротив тебя не пойдет. Не печалься, Семен, о дружине. Не печалься! Все как надумал, так и сладится. Пестуй мир в душе. Береги себя! Покой потеряла оттого, что один ездишь. Опасно. Шалят нехристи. К обители подходят. Псы наши всякую ночь надрываются.

– Волки их будоражат.

– Напраслины не скажу. Со стены сестры людей углядывали.

– Ежели озоруют, значит, они чуют, что неладно с дружиной в Сибирском царстве. Иначе чужих, пелымских, вогуличей с Чусовой как ветром сдуло бы. Запалят вас, боюсь. На охрану обители завтра ратников пошлю.

– О себе печалься. Плохо за тобой обе Строгановы глядят. Спасибо Досифею и Ивану за заботу.

– А ты совсем седая стала.

– Мне здесь хорошо. Чего желала, то обрела. Подле тебя, Семен, совсем близко, и на душе у меня тихо. Так тихо, будто стук твоего сердца порой слышу.

– Анна!

– Не надо, Семен, мирское ворошить. Смирилась я, и грешно тебе меня прошлым искушать... Поезжайте с богом. Ночь не больно темная, месяц молодой народился. Тепла ли шуба у тебя? Стужа под стать Никольской.

– Пошто так на меня глядишь? Никогда так не провожала!

– Господь с тобой! Экий тревожный стал. С чего это во взгляде моем неладное углядел? Ступай. Ратники возле коней, поди, совсем закоченели.

* * *

Сев в седла, Строганов и Досифей поехали сзади ратников.

Ветер стих, но мороз был прежний. Ночное небо нарядно: среди начищенных до блеска звезд, на густой синьке неба – заново вызолоченный месяц.

Рысью проехали поле, а в лесу кони опять стали вязнуть в сугробах. Где-то совсем рядом кычила сова. Издалека доносился волчий вой, похожий на стон. В монастыре отзывались на волков собаки.