Книга Божья Матерь в кровавых снегах, страница 24 – Еремей Айпин

— Россия погибла… И мне не дожить до того дня, когда возродится Россия и русский народ. А возродятся Россия и русский народ лишь в том случае, если вернется русский царь — душа народа, лицо России. А это будет, как вы сами утверждаете, очень не скоро. Все это будет после моей кончины, без меня…

— А ваши дети?

— Никому не ведомо, дождутся ли мои дети.

— Ну, внуки будут.

— А кем будут внуки — тоже никому не ведомо. Они далеко от родины. Не забудут ли родной язык? Вспомнят ли свои корни? Захотят ли вернуться назад? А о правнуках и думать страшно… Русский вдали от родины не может жить. Он либо спивается, стреляется, либо уходит в другой народ.

— Остались же русские в России?

— Пока русский царь вернется, из них большевики весь русский дух вытравят, а где не смогут вытравить — так прикладами выбьют. Это они умеют делать, поверьте мне… Сейчас в народе разбудили самые низменные страсти, чтобы одна половина народа уничтожила другую. В живых останутся те, у кого напрочь искалечена душа. Это уже не люди, а существа страшнее зверя. И может так случиться, что царь вернется и его уничтожат второй раз. Могут уничтожить и в третий раз. Вот и получается: погибает царь — погибает народ, а погибает народ — погибает страна. Не хочется с этим смириться, ибо русский народ — народ добродушный по природе, незлобивый, добрый. А доброта бесследно не исчезает. Но пришла погибель… Не хочется в такое верить, но это так…

Замолчал Белый человек.

Молчал и хозяин дома, Отец Детей. Тут трудно что возразить. Он всем своим нутром почувствовал, что у дальнестороннего гостя в душе вместе с Белым царем и Его детьми погибли народ и страна Россия. Жаль его. Больно за его искромсанную самими же русскими светлую и добрую душу. И, к сожалению, ник-то не в состоянии помочь ему.

Разве что русский Бог?

Разве что возведенный им Божий дом?

Разве что Божья Матерь?

А Божья Матерь, казалось, внимательно прислушиваясь к горьким словам людей о судьбе русского царя и его детей, о судьбе русского народа и о судьбе Белого человека, попытавшегося в одиночку предотвратить самое страшное и гнусное преступление двадцатого века на Земле, молча уронила слезу.

И в притихшем доме каждый подумал о своем. Кто о слезинке сердобольной Божьей Матери, кто о прозрачной капельке тающего под весенним солнцем божьего снега на крыше.

Но в конечном итоге все: и то, и другое — от Бога…

Матерь Детей, внимательно слушавшая беседу мужчин, воспользовалась паузой в разговоре и сказала:

— А ведь мы могли бы спасти русского царя.

— Да, спасти могли бы, — подтвердил и хозяин дома.

— Каким образом? — спросил гость.

— Он был на окраине наших земель, — сказал хозяин дома.

— Да, недалеко, в Тобольске.

— Так вот, его надо было привезти в наши места, — начал размышлять вслух хозяин. — В глубь наших земель ему нужно было идти. Тут бы он и переждал это время… Как вы его называете?

— Смуту.

— Во-во, переждал бы смутное время. В наших лесах-болотах его бы ни один красный не достал.

— Это, пожалуй, правда.

— Пожил бы до зимы, дождался бы первого снега, а там, если бы захотел, уехал бы на оленях то ли в сторону восхода, то ли в сторону заката. Воля царская…

— Я вот не успел… — русский развел руками. — Впрочем, про этот вариант я тоже размышлял. На самый крайний случай, если бы другого выхода не нашли.

— Это про отъезд на оленях?

— Да. Был случай бегства на оленях.

— Где это было?

— Про город Березово слыхали?

— Да, Березово мы знаем.

— Бывали там?

— Нет, но знаем, как народ туда ездит. Надо добраться до вершины Казыма, потом ехать вдоль реки до самого устья, а там переехать через Обь — и будет Березово.

— Так это по карте-бумаге?

— Да, верно. Там сам светлейший князь Меншиков земные дни закончил. Что-нибудь про него слыхали?

— В нашем доме вроде бы не было речи о нем.

— А про царя Петра Первого знаете?

— О, про царя Петра много кое-чего рассказывают старые люди. Хорошим словом его вспоминают.

— Сам-то он вроде бы не доезжал до этих мест, а вот князь Меншиков, правая рука Петра Первого, попал на ваши земли — был сослан в Березов. Там побывали многие известные россияне.

— Это, говорят знающие люди, не очень далеко. Ведь верховья наших рек довольно близко сходятся.

— Так вот, один из главарей большевиков, господин Бронштейн, [19] бежал из ссылки на оленьей упряжке. Из Березова. Помогали, конечно, остяки и вогулы.

— Не поймали?

— Нет, конечно. Кто ж в снегах его след разыщет.

— Вот мы про то и говорим: и Белый царь мог бы уехать на оленях туда, где красные не смогли бы его достать. Есть же такие места? Есть же такие страны?

— Есть.

— Вот и остался бы жив.

— Да.

— И дети бы его выжили.

— Да. Но не получилось так, — сказал Белый человек. — Это я виноват. Я виноват в их погибели. Не будет мне прощения ни на этом, ни на том свете. Не смог, не успел…

Он опустил седую голову, обхватил ее руками и так, притихнув, долго сидел неподвижно. Может быть, припоминал свою долгую дорогу в Сибирь, на земли остяков. Когда он очнулся и приподнял голову, хозяин, стараясь приободрить гостя, сказал:

— У нас человеку просто так погибнуть не дадут.

— Почему?

— Нас мало. Нас намного меньше, чем деревьев-трав. Поэтому мы особо ценим каждую человеческую жизнь. Человеческое дыхание не имеет цены. И оборвать его никто не решится в мирное время. Особенно дыхание безвинного человека. Особенно дыхание царя. И тем более детей, совсем безвинных пред Верховным Отцом.

— Понимаю, — сказал Белый человек. — Вас мало, поэтому вы, может быть и совсем неосознанно, бережете друг друга. В вас больше доброты и жалости, чем у русских.

— Наверное, так.

Опять все помолчали. Потом снова, взглянув на мужа, первой заговорила Матерь Детей:

— А ведь мы могли бы защитить Белого царя. Будь он на нашей земле.

— Да, мы умели воевать, — подтвердил муж.

Они помолчали. И затем, дополняя друг друга, начали вспоминать прошлое своего народа. Это был неторопливый диалог людей, понимающих друг друга с полуслова. А возможно, даже и без слов. Муж скажет слово, жена добавляет другое. Первым было слово хозяина: