Книга Юность воина, страница 47 – Марик Лернер

— Встал! — прошипел он. — Достал сей момент из кармана — и жри!

Стоял и молча смотрел, пока тот, давясь и всхлипывая, жевал сухую горбушку под присмотром множества глаз. Еще одна жесткая оплеуха, от которой дернулась голова.

— Оставь его, — сказал Блор. — Он новенький.

— Вот я и научу раз и навсегда, недоумка!

— Джил! — позвал Блор. — Отныне ты для него «дядька». Понял?

— Да, — без особого энтузиазма отозвался мальчишка с соседней с происходящим койки, поднимаясь и направляясь к избитому.

— Лупить будешь? — спросил тот, шмыгая носом.

— Учить, — тяжко вздохнув, ответил Джил. — Как себя вести, как величать начальство и что делать, чтобы не попадать под горячую руку. В первые дни главное — не выделяться. Потом примелькаешься. А то мне заодно прилетит. Пятерки — муть. Половина давно не существует. Кто помер, кто в послушники пошел, а кого и забили. Так вот мне на их место неохота!

— А что я сделал?!

— Да всех подставить собирался. Всех! По утрам проверяют, даже солому ворошат и в подушки заглядывают. Ничего вообще здесь нельзя хранить личного. А найдут еду — ворованная. Да еще и не каждодневная хлебная «снедайка» из «чернухи». Залезть в кладовую Храма не менее опасно, чем в сокровищницу Императора. Не поздоровилось бы всем. Дали — ешь. И скажи спасибо. Не обязаны делиться.

— Но он гад! Почему не сказать!

— Денес? Еще какой гад, — охотно согласился Джил, — злой. Вечно косится и даст — так улетишь. Но он прав. Здесь иначе нельзя. В старшей пятерке был вначале Морис. Добрый и готовый помочь. Однако у него не было этого… как его… стимула побеждать. Он не согласен был вцепиться зубами и держаться до последнего.

— И? — не дождавшись продолжения, спросил новичок подозрительно.

— Повесился, — нехотя ответил Джил. — Вот с тех пор Денес такой и стал. Всех ненавидит. Они корешились. Да ладно, давно это случилось. Ты главное — у меня спрашивай в непонятках и смотри, как себя веду. Понял?

— Да. А остальные? — после паузы спросил новенький.

— Ну Бривел — тот умник. Все знает, рассказать мастер и как спереть что — всегда подскажет. К нему можно нормально подойти. А все одно Блор его в сторону отодвинул, хоть и младше. Бривел тоже не любит впереди идти — одно слово: купеческая косточка, за спину фема привык прятаться.

— Блор — воин?

— Мы все здесь воспитанники, — неохотно ответил Джил, — но у некоторых сила есть, а у других нет. Не каждый во время порки молчит, а затем встанет и займет место в строю. Мало кто выдерживает и не просит пощады. Умеет себя поставить. Да и человек он правильный. Пытается жить по Кодексу Воина. Ну насколько возможно в нашей скотской жизни. Тут без воровства быстро ноги протянешь. Но не для себя одного. Вишь, и с нами делится.

Спасибо, Джил. Приятно слышать такое мнение. Как-то не задумывался раньше, как на меня младшие смотрели.

Свет…

— Он самый подходящий для ваших целей, — говорил жрец-казначей. — Пятнадцать лет, крепкий, выносливый, без физических изъянов. Знает несколько языков, причем специально не учил. Родители с юга, в деревне объяснялись на стандартном имперском, здесь постоянно общался с разными людьми — вот и нахватался.

— Вы хотите сказать, с местными крестьянами? — ехидно спросил фем Кнаут.

— Не без этого, — не смущаясь, согласился жрец, — но главное — он никогда не забывал о своем происхождении. Всех держал в кулаке, даже более сильных и старших по возрасту.

— Кто не проявляет доблести в обычной жизни, не сумеет правильно вести себя и в бою, — пробормотал посетитель.

— О! Блор фем Грай боец!

— Ничего не умеющий при вашем воспитании.

— Характер важнее, а он присутствует.

— Ну допустим. Кстати, вы уверены, что он сознательно проливал человеческую кровь, но еще не имел дела с женщиной?

— И в первом, и во втором — абсолютно.

— И во что мне обойдется сие приобретение?

— Три года кормили, воспитывали, — всплеснув руками, вскричал с ощутимым издевательством казначей.

Фем Кнаут скривился:

— Давайте без этого. Я в курсе прелестей храмового воспитания.

— Тридцать империалов!

— Сколько? Да мне умелый раб обойдется дешевле.

— Рабы на рынке. А у нас вы получите преданного человека. Если еще и начнете учить, ну или ваши люди, — поправился на неприкрытое раздражение, — фехтованию, получите преданного пса. Вам же нужен такой.

В воздухе повисло «иначе бы сюда не пришел». Уж найти паренька в своих владениях отнюдь не бедный магнат вполне мог.

— Десять!

— Ну если пяток поверх. — Жрец ласково улыбнулся. — То можно и десять в «кабале» записать.

Совсем недурно лишку для себя получить. Храм же тратился на кормление и воспитание, так необходимо возместить. А что, не имея права, фактически отдает в рабство, так кто с Храма спросит?

Кабала отличается от рабства единственно запретом на убийство приобретенного человека. А все остальное — срок договора или возможность выплаты собственной стоимости — полная ерунда. Так и раб может выкупиться на волю. Редко, но случается. А в остальных отношениях ничуть не лучше. Если кабальный сбежит, у хозяина есть законное право преследовать, разыскивать и при поимке как угодно наказывать. Такому человеку ничто не принадлежало, даже личное имущество — лишь временное благодеяние, и всегда легко отобрать.

Фем Кнаут махнул стоящему за его спиной Уоррену. Тот бухнул на стол кошелек. Жрец развязал шнурок и выложил ровно полтора десятка золотых. Поднял голову и увидел понимающую ухмылку телохранителя. С самого начала фем решил, сколько он заплатит. Потому и не торговался. Впрочем, такие и не унижаются. Либо платят, либо отбирают.

Он принялся оформлять договор.

— Вам действительно необходим этот мальчишка? — спросил с недоумением уже за дверью Уоррен, разглядывая колонну тощих и оборванных подростков, бегом направляющихся куда-то.

— Где я еще найду девственника, кроме как в Храме? — с досадой прошипел фем Кнаут. — Воинской крови, за которого родичи не спросят. Добровольно, именно добровольно, отправляющегося на убой…

Уоррен промолчал.

Вот так. Значит, были какие-то условия для прыжка в могилу. Не каждый подходил. Неприятно узнавать, что тебя отправляли на смерть. Одно дело слова Дока, совсем иное — услышать прямо.

Свет…

Сквозь крышу молельного дома видна замершая фигура с мечом перед ней.

Это я?

Свет…

Прыгающий откуда-то сбоку на богато одетого человека Возмездие. Шелковая рубаха вся в крови — и тот падает с разорванным ударом когтистой лапы животом. Демон поднимает голову и оскаливается насмешливо, видя, как шарахаются от него во все стороны люди. Потом делает движение, переворачивая труп. Еще один оскал и толчок. Из-под тела со звоном вылетает метательный нож. Это был наемный убийца. На заднем плане восторженно-изумленное лицо смуглой девчонки.