Книга Юность воина, страница 92 – Марик Лернер

Ставили их в разное время, и поэтому крыша на каждом своя, даром что все клети одинакового размера. Из-под скатов крыш на большую длину выступают огромные желоба-водостоки. А сами бревна стали уже черными от времени. Давненько все это построили.

У входа в сени их уже поджидала парочка столь же могутных, как и привратник, стриженных под горшок мужиков. Этим и меча особо не требуется. Обычной дубиной пришибут самого большого героя. А попутно и дружину его, если посмеют лезть. Почему-то было стойкое ощущение, что эти люди не одиноки. Где-то поблизости обретается еще несколько похожих, и горести заявившемуся без разрешения или не желающему покинуть дом обеспечены в серьезном объеме.

Один с поклоном забрал лошадей и повел их в сторону конюшни. Второй, на вид много старше, с кучей морщин на лице и очень внимательными бледно-голубыми глазами, так и остался снаружи. Они прошли в холодные сени, и стоящая там совсем молодая босоногая девчонка в одной длинной рубашке распахнула дверь.

— Здравы будьте, гости дорогие, — сказала звучным голосом сидящая за столом женщина с седыми волосами. Лицо у нее тем не менее смотрелось молодо. Никаких заметных признаков старости. С виду лет тридцать. Многие в этом возрасте выглядят много хуже, а у нее и фигура на глаз приятная. Не расплылась и не усохла. Только взгляд уперся чуть выше голов, и зрачков не видно. Все затянуто белым туманом. Блор с изумлением понял — слепая.

Очередной жест госпожи Жаклин — и парень выступил вперед, держа в протянутых руках тщательно спеленатый тюк. Он вознамерился положить его на стол перед женщиной, но две девицы, до тех пор неподвижно застывшие за ее спиной, дружно шагнули вперед и забрали подношение. Что там, он не спрашивал, да и особо не интересовался. Не его дело. Вручил и убрался за спину усевшейся госпожи. Все одно стул для посетителя один. Им располагаться не предлагали.

— Ай, — сказала слепая, все так же глядя поверх голов, — вот уж не догадывалась о твоем приходе, молодой воин. Чего ты, собственно, сюда заявился, дома у тебя в наших лесах нет, родичей тоже. Другие всю жизнь ищут, как бы к псоголовым втереться в доверие, а тебе прямо в руки пришло.

— Я не напрашивался, — оторопев от произнесенного, промычал Блор.

Он про свою жизнь у нелюдей ни с кем не делился. У горцев жил — вот и весь рассказ о случившемся. Все остальное — учеба, стычки и маги — он предпочитал держать при себе. Спокойней жить, когда на тебя не косятся, как на двухголового теленка. Одного демона на всю жизнь хватит провинции для обсуждения. Взгляды с двух сторон от Николаса и Жаклин ему сильно не понравились. Теперь не отмолчаться.

— Род Омоде из новых будет, — задумчиво сказала женщина, — всего пара столетий, как отделились. Такие либо держатся за традиции зубами, либо ищут новых путей. Что? Говори уж.

— Не имею понятия, как они именуются, — твердо заявил Блор. Он и на самом деле не имел таких знаний. Док при нем никогда названий, помимо долины, не произносил. А от прочих и вовсе не разобрать. Сплошной лай.

— Рубаха, безрукавка, — тоном пожилой бабушки, беседующей с неразумным внуком, произнесла слепая. — Узор никак не спутаешь. И ремень у тебя на поясе не из кожи тура, как здесь принято, а очень даже мастодонт поделился шкурой.

И где они взяли такого огромного в горах, не понял Блор. Тур ведь не просто так используется для воинского пояса. Он самый могучий зверь в здешнем районе. Это еще и символ. Не каждый самолично заваливает зверя, но очень почетно это сделать. Уж кого-кого, а ни лопатобивневого, ни прямобивневого, ни императорского мамонта он не сумел бы взять при всем желании. Водились они где-то на севере, за Крышей Мира.

— Иди-ка сюда!

Он невольно двинулся вперед, тем более что никто не останавливал. Стол на самом деле не очень велик, обойти сбоку несложно. Слепая потрогала ремень, ножны, хмыкнула и очень медленно провела пальцами по груди, останавливаясь на фигурах вышитого орнамента.

Ну расстегнул он куртку, но как она смогла углядеть незрячими глазами? Да здесь вообще никто о таких вещах знать не должен, с опозданием дошло. Чуть ли не у каждой семьи существуют свои отдельные узоры и расцветки.

Не так много он наблюдал гостей, но их кептарь, та самая подбитая мехом безрукавка, очень удобная для любой погоды и на ветру, разительно отличался по виду от местной сине-сиренево-золотой гаммы красок. Но ведь она этого разглядеть не может!

— Как тебя зовут?

— Блор фем Грай.

— Ну Грай твой далеко и не твой, — выдала она не слишком приятную правду.

— Я не спрашивал столь неподобающе великой мудрости. Сам знаю.

— Люблю дерзких, — почти весело сказала она. — Не хочешь о прошлом — скажу о будущем.

— И этого не надо, — поспешно потребовал Блор. — Следующей зимы можно не пережить, так и я могу предсказывать.

— Замолчи! — потребовала Жаклин.

— Пусть говорит — это забавно. Не часто приходят ко мне и затыкают уши.

— Я не напрашивался, — повторил Блор.

— А вдруг интересное узнаешь?

— Какой интерес знать заранее, что ждет? Жизнь хороша непредсказуемостью.

— А смерть?

— Она всех ждет в конце. Так или иначе. Рано или поздно.

— Тогда про настоящее, — ничуть не смущаясь, ответила она с приятной улыбкой на губах. — Решил остаться — привыкай к нашей жизни. Долго быть гостем в лесу человеку нельзя. Привыкнешь — и настороженность не покинет тебя никогда. В каждом шорохе и треске будет чудиться самое страшное. Не одни испытания кругом. Не одни враги рядом. Иногда люди говорят правду, а звери всего лишь звери. И шорох ветра за окном — вовсе не шаги медведя или убийцы, тщательно проверяющего твое жилье, прежде чем открыть дверь для удара.

Она замолчала и все так же смотрела куда-то в непонятное.

— Я ничего не понял, — сознался Блор, не дождавшись продолжения.

— А ты ступай и подумай.

— Ты тоже, Николас. Незачем присутствовать при женской беседе, с тобой и так все ясно.

— И что со мной ясно? — нервно потребовал выставленный у Блора за закрытой дверью.

— Хм.

— Нет уж, говори!

— Так это я скажу — не она. Ладно, — пробурчал Блор, пожимая плечами, — красив, обаятелен, весел, нахален, храбр, умеет владеть оружием и угадывает желания хозяйки на лету. Она еще рта не откроет, а он выполняет.

— Так говорят? — вполне миролюбиво спросил Николас.

— По-моему, ничего обидного. Гнидой, как Уоррена, не называют.

— Ну дядя и в самом деле был натуральный скот, — согласился тот, ничуть не удивленный. — Кстати, ты же его знал.

— Приятных воспоминаний, извини, не сохранил.

— Думаешь, родичу проще с таким дело иметь? Еще хуже. Он старший и имеет право заниматься воспитанием. А понимал он его не лучшим образом. Вечно норовил врезать за дело и без него. Просто от паршивого настроения. Срывался за свои неудачи на малолетке.