Онлайн книга «Эльфы, топор и все остальное»
Я повернул голову. Мурлыканье тут же смолкло. Виджи приоткрыла один глаз, внимательно глядя на меня. В полумраке мне почудилось, что зрачок у нее и правда кошачий. — Пожалуйста, помурлычь еще. Кончик ее острого уха зарделся — я ощутил это под своими пальцами. — Не получается… Оно само, Фатик… помимо воли… когда я… — Когда ты — что? Она ткнулась носом мне в плечо и тихо рассмеялась серебряным смехом. Чуть позже, устроив голову на моей груди, она вновь завела медовую кошачью песню. Ее чувства смешивались с моими в один поток, временами бурный, временами — тихо шепчущий под музыку звезд. Так продолжалось до самого утра. Утром она спросила, почему на моей груди больше нет татуировки. Я открыл ей правду. Талаши ошиблась. Бедный кот едва успел спастись бегством от разъярившейся кошки. Я подхватил панталоны и выкатился из фургона, успев обзавестись счетверенными росчерками царапин от ногтей Виджи на щеке и поперек груди. Упав, вскочил и удачно попал ногой в штанину с первого раза. Над моей головой свистнул меч. Клянусь вам, еще вот столечко — и клинок снял бы с меня скальп, а может, и верхушку черепа. Я не стал ловить бабочек и, как был одной ногой в панталонах, помчался к ближайшему дереву. Добавлю, что лагерь уже пробудился, и кое-кто из девиц как раз, позевывая, выбирался из палаток. Мой вид их взволновал, они, ахая, округлили рты и тут же прикрыли их ладошками. У дерева я оглянулся: меня преследовал клинок и острые малиновые уши, торчащие из разлохматившейся золотой гривы. И глаза. Огромные серые глаза с черными, как сама смерть, зрачками. Великая Торба! Меня едва не настиг удар меча, но я ловко укрылся за деревом (это был вяз — мрачный и старый, он тоже, казалось, смотрел на меня враждебно). Мы принялись кружить вокруг древесного ствола на рысях, причем Виджи, пронзительно шипя по-кошачьи, пыталась то достать меня мечом, то лягнуть босой ножкой. Ее нагота была дерзкой, совершенной, прекрасной… Девицы ахали, старина Фатик что-то блеял, волоча на лодыжке панталоны и отсвечивая всем, чем меня (местами — щедро) наградила природа. Страшная женская месть! Затем, устав от забега, Виджи остановилась на некотором расстоянии от дерева. Вовремя: мои панталоны как раз зацепились за корень. Я осторожно выглянул с другой стороны вяза, дергая ногой, чтобы освободить панталоны. Ну и что сказать? «Родная, я люблю только тебя?» — Ты… — воскликнула она, тяжело дыша. — Ты! — Я, родная… — Как… как ты мог? — Мог… не мог… иначе… я… Она богиня, у меня не стало сил сопротивляться. Чародейство, магия! — Магия? — Она взмахнула мечом. — Магия грудей? Магия задницы? — Ты не понимаешь… — Я? Я чего-то не понимаю? — Нет, ты понимаешь всё! — Значит, я способна понять, что ты — просто похотливый сукин сын? — Да, то есть — нет. Все не так, как ты думаешь! — Значит, я и думаю неправильно? — Правильно, Виджи, правильно! Крылья ее дивного носа трепетали. — А если правильно, то скажи мне — кто ты? — Я! Я, Виджи, это я! — Бабник и пьяница, как я поняла это еще в вашей конторе! — Да нет же, я не пью с начала похода, я ведь дал тебе зарок! — Зато с женщинами можно развлекаться, да? — Эта богиня… — А, ну конечно, дело другое — богиня! — У меня не было к ней чувств! — Конечно, простая похоть! — Да нет же, дело шло о спасении мира! Весь бивак слушал наш диалог с живейшим любопытством. Из палатки высунулся щетинистый Олник, над которым нависла Крессинда. Оба были… не сказать, что хорошо одеты. То есть — они вообще не были одеты, но я отметил этот факт лишь краешком сознания. — Зачем ты это сделал? Чем ты думал? — Ее подбородок подрагивал — верный предвестник подступающих слез. — Я был как под чарами! У меня отобрали волю! Подумай сама — нашему миру… нашему счастью остался ровно год… Даже меньше! — Где он? — вдруг вскричала она. — Покажи мне его! Если ты солгал! Если ты только солгал! — Сейчас принесу, — сказал я, ощупью натягивая панталоны. Я вернулся в фургон, обойдя Виджи по широкой дуге, и принес пояс. Мои щеки горели, царапины саднили. — В потайном кармашке, — проговорил я и сам добыл зерно Бога-в-Себе. — Я связан теперь с не рожденным богом одной нитью. Как и с тобой. Утратив кого-то из вас, я умру. Э-э… опусти меч, родная! Виджи приняла зерно Бога-в-Себе и стиснула его в кулаке, что-то беззвучно проговаривая. Три минуты ничего не происходило, затем ее тело сотрясла дрожь, и словно бы лучи — едва видимые розовые лучи веером разошлись по земле из-под ее сжатых пальцев. Альбо страшно завыл, дергаясь в своих путах. Виджи пошатнулась и бросила зерно мне под ноги. — Ты не солгал, — сказала она, тяжело дыша. — Хотя бы в одном ты точен: это артефакт, наполненный такой мощью, какой давно не знал наш мир… Монго проговорил что-то странное. Старина Фатик осторожно коснулся царапин на физиономии: — Я его зачал… как я уже говорил… Все произошло помимо моей воли. Виджи шикнула, как делает кошка: пшшшш! — Мне все равно! Я не могу и не хочу определять его природу… Он слишком силен и страшен. Его нужно бросить в яму Оракула? Старина Фатик подтянул панталоны. — Я должен сам туда прыгнуть… Это врата на Небеса. Да, вот так странно — прыгнуть вниз, чтобы попасть наверх. Дальше мой путь лежит к Источнику Воплощения… Дело — проще пареной репы и вареной моркови. Я сработаю быстро. — Значит, мы продолжим путь к Оракулу, — промолвила моя четвертушка непререкаемо и громко, так, чтобы услышал весь лагерь. — Спрячь артефакт и больше не смей показывать его мне. Яханный фонарь, а я что, хвастался им, что ли? — Но мы и так идем к Оракулу? — не понял я, поспешно пряча зернышко в пояс. — Идем. Но не смей требовать от меня, или кого-либо из отряда, ответов, зачем и почему мы туда следуем! Гритт, а я так давно собирался устроить пристрастный допрос… Одного пришпилить к дереву, другую — высечь по мягкому месту… — Знаешь, Виджи… — Дай мне слово, что не станешь нас допрашивать! — Но… Она шикнула разъяренной кошкой: пшшшш! |