Книга Четырнадцатая дочь, страница 91 – Екатерина Федорова

Она, шатаясь, добралась до постели, забралась под покрывало и уснула.

Когда Таня проснулась, был уже вечер. Свет, падавший из окна и освещавший комнату, стал блеклым, по углам начали сгущаться оливково-серые тени. Девица Аюзанна принесла ужин. На этот раз Таня выведала от нее, что к шелковому рынку надо поворачивать вправо от дома, а потом поворачивать влево… и снова направо. Сама же означенная девица ни разу не путешествовала через Врата, – незачем, ибо родственников за пределами Аретца не имелось.

Зато Таня узнала, что выход через Врата в Аретце бесплатный.

После Аюзанны явился сам Таркиф. Коротко стукнул и тут же вошел, по-хозяйски широко распахнув дверь.

А Таня, как назло, перед этим решила прогуляться по комнате и уже успела усесться на краю кровати. Поскольку шаги Аюзанны всегда гулко отдавались в коридоре, она надеялась, что услышит и прочих визитеров, прежде чем они войдут. Но подлый каганский сын подошел к двери совершенно беззвучно. Да и позволения войти ждать не стал.

Прощай, образ болезной княжны…

– О! – возмутилась Таня, сдернув с кровати покрывало и прикрыв им грудь.

На ней была надета одна широченная рубашка, вырез которой, вполне возможно, смотрелся очень скромненько на внушительном бюсте Аюзанны. Но лично Таня из этого выреза едва не вылетала. К тому же за проведенные в беспамятстве дни она потеряла с десяток килограммов, не меньше.

Влетевший в комнату Таркиф застыл на пороге, изобразил на морде лица радостный восторг.

– Ваши глаза как рассветное море! Если бы я мог стать единственным кораблем, что его бороздит!

Таня стиснула зубы и напомнила себе: думать и поступать как Арлена.

– О! – возмутилась она. – Вы меня смутили! Вы же благородный человек, господин Таркиф. Вы не можете врываться в комнату благородной девицы, не дождавшись ее позволения войти.

Каганский сын вкрадчиво ответил:

– Моя прелестная и благородная Татьяна, нужно ли стыдиться, когда в скором времени вы станете моей женой. Или я вам неприятен?

– Приличная девица, – твердо объявила Таня, – должна беречь свою чистоту, пока не произнесен брачный обет. Выйдите и войдите, как положено, прошу вас.

Таркиф помедлил, но все же вышел из комнаты. Картинно постучал снаружи в неплотно прикрытую створку, сказал, почти не скрывая насмешки в голосе:

– Вы позволите войти, о моя прелестная скромница?

Таня за время передышки успела обмотаться покрывалом и обыскать комнату взглядом – нет ли чего подходящего для подручной обороны? Увы, кроме ночной вазы за кроватью, ничего не годилось, да и та была слишком тяжела, чтобы она смогла ее поднять.

Комната вообще отличалась минимумом меблировки, кровать и ваза – вот и все мебеля.

– Войдите, благородный господин Таркиф, – позволила наконец Таня, чувствуя себя актеркой в дешевом водевиле.

Андалузской красы юнец вошел, прошагал к кровати, ухватил за мизинец руку, которой она поддерживала складки покрывала на груди. Приложился к ручке, не отнимая ее, да так, что нос с горбинкой на мгновенье прилип к скромному Таниному бюсту.

– Вы есть фиал скромности, чистейший сосуд благовоспитанности!

– О! – отозвалась Таня. – Вот как раз об этом я и хотела поговорить. Благовоспитанность моя вопиет, а скромность поколеблена и кровоточит. Девице моего происхождения не пристало встречать гостя в одной сорочке.

Чертов придурок куртуазно улыбнулся:

– Как писал Чесаф Лягурский, «бутон моего сердца свеж всегда, хоть укрывай его вуалями, хоть нет».

– Позор! – зловеще возвестила Таня, не проникшись строками какого-то Чесафа. – Позор княжне Тарланьского дома, будущий муж которой неспособен прикрыть ее наготу подобающим платьем!

Это, кажется, Таркифа проняло. Он слегка нахмурился, но тут же разгладил наморщенный лобик, опять лучезарно улыбнулся.

– Завтра же вы получите платье.

– Также я желаю развлечься. – Таня изобразила на лице страдание. – Эта деревенька Лисва, эти бедные люди, что грызли и кусали друг друга… все это так и стоит у меня перед глазами. Я боюсь, что сама начну кого-нибудь грызть и кусать. Мне, несомненно, нужно подлечить нервы. Кстати, я слышала еще там, в Фенрихте, что город Аретц имеет новомодный театрус. Как бы я хотела посмотреть его представления!

– Но… – Таркиф выглядел недовольным. – Вам не следует показываться в публичных местах, благородная княжна Татьяна.

Они немножко померились взглядами, но потом Таня вспомнила одно из наставлений Арлены: «Битву с мужчиной выигрывает только та женщина, которая умеет правильно ее проиграть».

Таня душераздирающе всхлипнула, опустила взгляд, укуталась в покрывало до бровей. Выдавила:

– Если уж теперь, перед свадьбой, вы не готовы заботиться обо мне, то чего мне ожидать потом?

– Нет! – отрезал Таркиф. Но тут же торопливо произнес: – Как только мы прибудем в Серендион, все изменится, обещаю вам.

– До Серендиона еще девять дней, – всхлипнула Таня. – Я так одинока, я сижу взаперти… Отпустите меня хотя бы на шелковый рынок! Мне нужны чулки, обувь; я же благородная дама, вы должны понимать! Ах, эти стены так давят!

Голос каганского сына, когда он ответил, был тяжел и суров, словно он разом утратил желание заигрывать и очаровывать:

– Нет. Вы не понимаете – Совет магов разыскивает вас повсюду. И этим утром, кстати, стражники Аретца получили приказание искать девицу с волосами темного меда и глазами странного зеленого цвета. Поскольку местные выборные не особо прислушиваются к эрронскому Совету магов, боюсь, вы понадобились кому-то отсюда, из здешних мест. И я даже догадываюсь кому.

– Им-то я зачем? – хмуро удивилась Таня. – У них игалс нет.

Таркиф вздохнул, без особого восторга обозрел Таню, закутанную в белое покрывало с ног до головы.

– Говорят, местная капитория давно поглядывает на соседние Монсель и Гарлир, но те, погрязнув в гордыне и себялюбии, не хотят входить в хартию вольных городов. Возглавлять которую должен конечно же Аретц.

– Они меня не заставят, – сквозь зубы процедила Таня, враз потеряв весь свой внешний княжеский лоск.

Каганский сын с легким презрением скривил губы, но ответил почти любезно:

– Вы не уважаете того, кто управляет этим городом через выборных в местной капитории. Судя по тому, что я слышал, это опасный человек. И решительный. Вы думаете, он не поймет с первого взгляда, кто вы и что вы? Если перед вами поставят сотню детей, пригрозят их убить – а еще лучше не убить, а медленно замучить до смерти, – как скоро вы согласитесь отправиться в Гарлир, чтобы выбить нужное согласие от глав купеческого патроната, тех, кто там правит? Означенные главы, между нами говоря, редкие сволочи, ибо питают любовь к мальчикам и девочкам, погрязли в мздоимстве, и вообще – жить не достойны.