Книга Теофил Норт, страница 52 – Торнтон Уайлдер

— Извините, но сегодня я устала. Я дочитаю сама. «Эмму» я кончила, так что можете ее унести. Вам это дорого стоит — брать книги в библиотеке?

— Нет. Это бесплатно.

— И кто угодно может прийти и взять книги? Там, наверно, много воруют?

— Зимой там выдают и принимают почти три тысячи книг в неделю. Может быть, иной раз чего-то и недосчитаются.

— Зимой! Но зимой здесь никто не живет.

— Миссис Грэнберри, вы не всегда умеете показать товар лицом.

К концу второй недели мы прочли начало «Этана Фрома» (написанного дамой, которая прожила три лета в коттедже по соседству), «Джейн Эйр», «Дом о семи фронтонах» и «Дэвида Копперфилда». Она почти не высказывалась, но страдания юного Дэвида привели ее в расстройство. Она думала о своем будущем сыне. «Конечно, они были очень бедные», — добавила она, словно подводя итог. Я уперся в нее взглядом. Она опять покраснела, вспомнив, как назвала детские годы самой богатой дочки в Висконсине «сущим адом». Но она не пожелала признать изъяна в собственной логике и вынудила меня отвести взгляд. Я немного сомневался, что она прочла все книги до конца. Улучив минуту, я спросил об этом миссис Каммингс.

— Ох, мистер Норт, она читает без передышки. Она испортит себе глаза.

— А вам так и не удается узнать, чем кончаются романы?

— Она мне рассказывает, сэр, — это не хуже кино! Джейн Эйр! Что с ней стало! Скажите мне, сэр, это было на самом деле?

— Вы лучше меня знаете жизнь, миссис Каммингс. Могло такое быть на самом деле?

Она грустно покачала головой.

— Ох, мистер Норт, я знаю случаи похуже.

Однажды, когда мы вступили на бескрайние просторы «Тома Джонса», в дверь постучали. Нас впервые навестил мистер Грэнберри.

— Можно войти? — Он поцеловал жену, пожал мне руку и поздоровался с миссис Каммингс. — Ну, Майра, как успехи?

— Очень хорошо, милый.

— Что вы читаете, дорогая?

— Называется «Том Джонс».

Обрывки университетской премудрости зашевелились у него в памяти. Он обернулся к миссис Каммингс:

— Э… э… а это вполне годится для… я хочу сказать — для дамы?

— Сэр, — отвечала миссис Каммингс с высоты своего профессионального авторитета, — если бы в книге происходило что-то неподобающее, я попросила бы мистера Норта немедленно вернуть ее в библиотеку. Ведь самое важное — чтобы миссис Грэнберри было интересно, правда? Если ей читают вслух, она никогда не капризничает. Я беспокоюсь, когда она капризничает.

— Я посижу здесь минут десять. Не обращайте на меня внимания. Простите, что прервал вас, мистер Норт. — Мистер Грэнберри занял кресло в углу, закинул ногу на ногу — они у него были длинные — и подпер щеку рукой, словно вновь слушал скучную лекцию по философии в Дартмутском колледже. Он провел с нами четверть часа. Наконец он встал и, приложив палец к губам, удалился. После этого он приходил раз в неделю, но ему не всегда удавалось побороть сон. За субботу и воскресенье Майра прочла всего «Тома Джонса», но решительно не желала высказаться по поводу прочитанного.

Как-то я пришел с «Уолденом» под мышкой.

— Добрый день, мистер Норт… Спасибо, я чувствую себя хорошо… Мистер Норт, вы установили правило — правило насчет пятнадцати минут. Я тоже хочу установить правило. Мое правило такое, что после первых сорока пяти минут мы полчаса отводим для разговора.

— Извольте, миссис Грэнберри.

Рядом с ней на столе стояли золоченые часы. Без четверти пять она меня прервала.

— Теперь поговорим. Две недели назад, когда вы сказали что-то насчет «пустоты и бесцельности» ньюпортской жизни — что вы имели в виду?

— Это были не мои слова. Я повторил вам то, что сказал Генри Джеймс.

— У нас в Висконсине не увиливают. Вы сказали это, и сказали не просто так.

— Я недостаточно знаю ньюпортскую жизнь, чтобы о ней судить. Я здесь всего несколько недель. Я не участвую в ньюпортской жизни. Я приезжаю и уезжаю на велосипеде. Большинство моих учеников — дети.

— Не увиливайте. Вам, наверно, лет двадцать восемь. Вы учились в университете. Вы побывали в десятках ньюпортских домов. Вы полночи просиживаете в «Девяти фронтонах». Вы пьянствуете в «Мюнхингер Кинге». Перестаньте отделываться пустыми словами.

— Миссис Грэнберри!

— Не зовите меня больше мадам и не зовите меня миссис Грэнберри. Зовите меня Майрой.

Я повысил голос:

— Миссис Грэнберри, я взял за правило: во всех домах, где я работаю, называть людей только по фамилии. И хочу, чтобы меня называли так же.

— Да ну вас с вашими правилами! Мы же из Висконсина. Что вы ведете себя, как будто вы с Востока. Не будьте таким индюком.

Мы свирепо глядели друг на друга. Миссис Каммингс сказала:

— Ах, мистер Норт, может, вы сделаете исключение — раз вы оба… — она многозначительно на меня посмотрела, — висконсинцы.

— Конечно, я подчинюсь любому требованию миссис Каммингс, но только в этой комнате и только в ее присутствии. Я глубоко почитаю миссис Каммингс. Она с Востока, и, по-моему, вам надо извиниться за то, что вы назвали ее индюшкой.

— Мистер Норт, миссис Грэнберри просто пошутила. Я совсем не обиделась.

Я строго глядел на Майру и ждал.

— Кора, я преклоняюсь перед вами, я очень вам обязана и простите меня, если я вас как-нибудь задела.

Миссис Каммингс закрылась вязаньем.

— Теофил, я обещаю не перебивать вас, если вы расскажете про свою ньюпортскую жизнь — про ваших друзей, развлечения, врагов и сколько вы зарабатываете.

— Это не входит в наш договор, и мне не хочется, но я подчиняюсь. Если я буду называть имена, то это будут вымышленные имена. Я живу в общежитии Христианской ассоциации молодых людей и коплю деньги, чтобы снять квартирку. Я туго схожусь с людьми, но, как ни странно, приобрел в Ньюпорте новых друзей, которых высоко ценю. — Я рассказал им о заведующем казино, о полубезработном слуге Эдди («который разговаривает совсем как некоторые персонажи „Дэвида Копперфилда“»), о некоторых моих учениках на корте — в частности, о девушке по имени Анемона, которая очень похожа на шекспировских девушек, и о миссис Уиллоби и ее пансионе для слуг. Я с чувством отозвался о великодушии и благовоспитанности миссис Уиллоби. Когда я кончил, на глазах у Майры были слезы. Наступило молчание.

— Ох, Кора, почему я не служанка? Почему я не живу у миссис Уиллоби? Я была бы там счастлива. Мой ребенок родился бы просто и… благостно, как… как агнец. Теофил, вы могли бы как-нибудь вечером взять нас с Корой к миссис Уиллоби?

— Что вы, миссис Грэнберри, — ужаснулась праведная Кора, — я дипломированная сестра милосердия. Мне не дозволено.