Книга Гнев Нефертити, страница 18 – Жеральд Мессадье

Обезвоживание длилось примерно сорок дней. За это время кожа, мышцы, хрящи, сухожилия становились похожими на сухие стебельки конопли и приобретали коричневатый, ближе к черному, цвет. В таком виде они могли бесконечно долго сопротивляться мерзкому процессу гниения.

Главный бальзамировщик недовольно поморщился: кожа на животе трупа опасно растянулась и сморщилась, придется ее натягивать, когда будут зашивать покойника.

После заполнения ароматическими веществами полостей тела начиналась третья стадия бальзамирования. Мумифицированная оболочка обматывалась тонкими льняными лентами, пропитанными камедью, а затем более широкими лентами, покрытыми священными письменами.

Этот зал был настоящей кухней смерти. Царя словно разделывали для трапезы, которая никогда не состоится.

После всех приготовлений мумию клали в три саркофага, вложенных один в другой.

Семьдесят дней — это не такой уж большой срок для подобных хлопот. За эти десять недель бальзамировщики зарабатывали столько, что могли жить безбедно два года и к тому же имели возможность покупать земли — но это в случае, когда объектом их стараний были царские останки.

В это время в мастерских, находящихся в нескольких сотнях локтей от места бальзамирования, лихорадочно трудились золотых и серебряных дел мастера. Они расплавляли золото, заливали его в деревянные формы, затем полученные листы золота шлифовали с помощью полировального инструмента из кости, придавали им нужную форму, подбирали поделочные камни, и все вместе приобретало форму золотой маски. Затем так же изготавливали вторую и третью маски, все они изображали лицо фараона. Третья маска предназначалась для третьего, наружного саркофага. Один из помощников занимался лицом, другой прической, третий напальчниками для рук и ног, четвертый, пятый и шестой — крышками саркофагов, седьмой изготавливал два царских символа, которые будут помещены надо лбом. Символами Двух Земель, в которых царствовал при жизни живой бог, были кобра и гриф. Руки скрестят на груди, в правой будет скипетр, в левой — цеп. Фараон будет смотреть прямо перед собой, в вечность.

Всем известно, что боги тоже смертны. Даже преданному забвению великому Амону-Ра угрожала бы смерть, если бы его перестали почитать. Без сомнения, именно по этой причине Эхнатон заменил всех богов Атоном, который независимо от того, почитают его или нет, давал о себе знать каждый день.

На похороны фараона теперь работал каждый ремесленник, а в его распоряжении было пять или шесть подмастерьев.

Резкий запах доводил мух до бешенства. Держа в руке лопаточку с содой и не прерывая своих тайных размышлений, главный бальзамировщик тщательно пропитывал содой туловище, помещенное в ванну с солью. Он думал о сердце молодого царя. Тридцать семь лет. Так от чего же он умер? По словам Пентью, у него остановилось сердце. Это самое, очень необычное сердце.

Склонившись над своим творением, глава бальзамировщиков накладывал щедрый слой соды на гениталии трупа, в то время как двое его помощников наблюдали за тем, как ловко он это делает.

Одна из створок тяжелой двери открылась, впуская человека солидного возраста и молодого служащего. Помощник держал в руках маленький сундучок из кедрового дерева.

— Уважаемый господин Асехем, да пребудет с тобой благословение Атона! — воскликнул новоприбывший.

— Господин Судхеб, твой визит подобен восходу Атона! — поприветствовал его в ответ бальзамировщик.

Эти двое явно были рады встрече, но не стали прикасаться друг к другу — все-таки работа с трупами не считалась чистой.

— Работа сделана, — сказал Судхеб, подавая знак служащему открыть сундучок.

Асехем склонился над сундучком.

— Вы поспешили, — заметил он.

— Мы испортили одну пару, она была изготовлена неточно, но эта, на мой взгляд, просто идеальна.

Два стеклянных глаза лежали на дне сундучка. Асехем бережно взял их, рассмотрел и осторожно покатал на ладони. Потом поднес к глазам и восхищенно сказал:

— Идеально! Даже кажется, что они видят.

Господин Судхеб от радости выпятил грудь.

— Я счастлив, что они тебе нравятся.

Стеклянные глаза были идеей, нет, даже требованием Нефертити. Обычно в глазницы не вставляли ничего. Ну разве что иногда маленькие луковицы. Асехем и Судхеб согласовали этот момент с Панезием, великим мастером по ритуалам, посвященным Атону. Кстати, большая часть этих ритуалов была придумана Эхнатоном. Он рассудил так: раз уж вводятся новые ритуалы, какая разница, сколько их будет?

В этот момент раздался грохот. Двое писарей торжественно открыли двери, и в большой зал величественно вошел новый распорядитель церемоний, назначенный Нефертити. За ним шли шесть рабов и носильщик веера. Около дюжины мух тут же воспользовались возможностью вылететь на свежий воздух.

Это был всего лишь Царский распорядитель церемоний, но его переполняло осознание собственной важности, о чем свидетельствовало чрезвычайно серьезное выражение лица.

У него было замечательное имя, тут же названное писарями-глашатаями, — Уадх Менех — «крепкий папирус». В действительности же это был старый дед, которого в срочном порядке нашел Ай, торопясь подыскать замену Тхуту.

Главный бальзамировщик посмотрел на него, оценивая как профессионал. Уадх Менех пережил немало опасностей. Ему было шестьдесят пять лет. За это время в царстве прошло восемнадцать эпидемий.

Стариков было легче препарировать, чем молодых, полных жизненных соков, с прочными апоневрозами и крепкой брюшиной. А этот уже был высушен снаружи — видимо, он долгие годы работал на солнце, а теперь, благодаря новой должности, стремительно вознесся.

Взгляд Уадха Менеха упал на предметы, которые Асехем держал в руке.

— Что это такое? — спросил он.

— Глаза фараона, — ответил главный бальзамировщик.

В этот момент два стеклянных шарика столкнулись друг с другом еле слышно, но все-таки этот звук был различим. Старик содрогнулся, как будто искусственные глаза могли недобро взглянуть на него.

— Да, действительно, — произнес он, делая шаг назад.

Затем он взглянул на остальных бальзамировщиков, которые прервали свою работу при появлении придворного.

— Я пришел, чтобы сообщить вам великую новость, — начал он, торжественно взирая на присутствующих, потом остановил свой взгляд на сосуде с содой. — Наша божественная царица стала регентшей царства.

— Бесконечна мудрость Атона! — воскликнул бальзамировщик.

Ремесленники подняли головы и хором повторили:

— Бесконечна мудрость Атона!

— Наша божественная госпожа, — продолжал Уадх Менех, — послала меня, своего покорного слугу, к вам узнать, как продвигается работа.

Писари записывали все сказанное на папирус.

— Мы уложимся в отведенное время, — ответил бальзамировщик.