Онлайн книга «Сен-Жермен. Человек, не желавший умирать. Том 1. Маска из ниоткуда»
|
Одно несомненно: самыми яростными противниками иностранного владычества в маратхской конфедерации будут люди из высшей касты, брахманы. За исключением своих гостей, которые, подобно мне самому, защищены законами гостеприимства, они ко всем чужестранцам, и магометанам в том числе, относятся как к отвратительным варварам. Правители Пушапура и Индаура сходятся в одном пункте: чтобы вмешаться в индийские дела, Россия должна располагать весьма значительной военной мощью, а главное — большим флотом. Это основное из того, что я пока узнал. Буду извещать вас по мере поступления новых сведений. Ваш верный граф де Сен-Жермен, писано в год Господень 1746, 24 июля в Индауре». Он перечитал письмо, сложил и запечатал собственной печатью. Потом взял длинную трубку с подноса, прочистил головку особым лезвием, набил измельченным табаком из горшочка, зажег лучину и закурил. Стал обдумывать второе письмо, которое собирался написать Соломону, но едва выпустил первое облачко дыма, как вернулся сияющий Александр, в широких шароварах и высоких сапогах, раскрасневшийся после прогулки. Увидев отца за рабочим столом, юноша воскликнул: — Вы позволите сменить вас на этом месте? Я уже больше четырех месяцев не писал матери, она, должно быть, вся извелась от беспокойства… Образ Данаи возник в памяти Себастьяна внезапно, словно летняя гроза. Она сказала, что любила его. Любила? После одной давней беседы с Соломоном ему никак не удавалось понять смысл этого слова. Брат Игнасио тоже его любил. А почему бы тогда и не графиня Миранда? Оба хотели обладать им. А он сам? Ведь он тоже хотел обладать Данаей. Сын наблюдал за отцом, заинтригованный его рассеянным взглядом. Себастьян поднял глаза. Дым сносило в сторону окна, и к терпкому аромату табака примешивалось благоухание роз. Вместе они образовывали некий третий запах, совершенный в своей двуполости. — Александр, вы меня любите, предполагаю? — Да, отец, — ответил сын, удивленно засмеявшись и положив свой бамбуковый хлыстик на сундук. — И вы предполагаете, что я вас тоже люблю? — Да, отец, — ответил Александр, на этот раз растерянно. — Вы правы. Ну что ж. Мы больше не должны любить друг друга. Себастьян посмотрел на своего сына весело, но решительно. Сбитый с толку Александр нахмурился: — Что вы хотите этим сказать? — Вы когда-нибудь размышляли об этом чувстве? — О любви? — В самом деле, его так называют. — Да… Но я не понимаю… — А вам не приходило в голову, что оно выражает стремление к обладанию? Александр заморгал. — Хочется обладать тем, что любишь, — пояснил Себастьян. — Разве это не естественно? — Вот именно. Ненависть тоже естественна. Людей или вещи любят не за то, чем они являются, но из потребности подчинить их своей воле. — И дальше? — Дальше теряют уважение к любимому предмету. Ведь ни любовь, ни ненависть не бескорыстны. И если предмет любви питает другие желания, их хотят подавить. Он сопротивляется. Рождается конфликт. Возникает нелюбовь, а то и ненависть. Александр рассмеялся. — Как это у вас выходит! Из-за нескольких разногласий… — Они были бы не так тягостны, если бы не вмешалась любовь. — Но почему же мы должны перестать любить друг друга? Я вам мешаю? — Нисколько. Но я подумал, что, если бы мы отказались от этого чувства и постарались относиться друг к другу как к самим себе, наши узы стали бы гораздо глубже и не так примитивны. Александр сел, окончательно сбитый с толку. — Как к самим себе? — переспросил он. — Если я буду относиться к вам не как к своему любимому сыну, но как к самостоятельному, обособленному существу, которого из уважения требуется понять, а не просто навязывать ему свою волю, значит, я отождествлю себя с вами. Александр улыбнулся, и Себастьян вдруг почувствовал, как трудно ему будет бороться со своей привязанностью к этому юноше, столь щедро одаренному природой, но при этом начисто лишенному рисовки и бахвальства, свойственных его сверстникам. — Вам легче это сделать, отец, поскольку из нас двоих именно вы располагаете авторитетом. Не припомню, чтобы я когда-нибудь навязывал вам свою волю. — Верно, вы подчинялись моей. Но однажды вы взбунтуетесь под предлогом, будто с годами я повредился в рассудке. И тогда вы будете испытывать ко мне только жалость, втайне мечтая, чтобы небо укоротило мою старость. Александра сотряс беззвучный смех. — Подобным же образом, — продолжил Себастьян, — полагая, что я — это вы, я не буду пытаться навязывать вам свою волю, когда сочту, будто вы совершаете ошибку. Я просто укажу вам на нее, как это делают с самим собой, или как я сделал бы это для друга. Александр задумался. — Вы хотите стать мной? — спросил он недоверчиво. — И чтобы вы стали мной. — А как мне это сделать? Я уже больше года живу с вами, но почти ничего о вас не знаю. — Потому что вы были кем-то другим, — ответил Себастьян с нажимом. — Вы лишь в четырнадцать лет открыли для себя отца, которого никогда не видели. Я был для вас тайной. — Вы и сейчас тайна. — Вот видите. Оба помолчали. — Я восхищаюсь вами, — заговорил снова Александр. — Неужели теперь надо перестать? Если я — это вы, то мне придется подавить свое восхищение, а это наполнит меня тщеславием. — Почему вы мной восхищаетесь? — Ваша непринужденность, ваша таинственная способность разгадывать людей и ситуации, ваша отстраненность от них… — Я приобрел это ценой страдания. — Другие нет. И вы продолжаете меня удивлять. — Отождествив себя со мной, вы тоже приобретете все это. Молодой человек задумался над явно неожиданными для него словами. — А вы восхищаетесь мной? — спросил он. Вопрос был несколько провокационный. — Да. — Почему? — Ваша мать прекрасно вас воспитала. Вы человек прямой, но способный на уловку. Волевой, но интуитивный. Ваша духовная утонченность проявляется в том, как вы держите себя. Все эти качества особенно заметны, когда я вижу вас в седле. Всадник сразу обнаруживает свою натуру: трус он или храбрец, простак или плут. Похвала вызвала улыбку Александра. — Воздайте за это честь и моей двоюродной бабушке, княгине, — сказал он. — Она была для меня второй матерью. Юноша помолчал, потом добавил: |