Книга Сен-Жермен. Человек, не желавший умирать. Том 2. Власть незримого, страница 44 – Жеральд Мессадье

Засыпкин вздохнул и отпил кофе, поданный ему Францем.

— И что же?

— Иван Шестой безумен. Или его лишили разума годы, проведенные в заточении. А Екатерина не станет делить власть.

— А Григорий Орлов? — спросил Себастьян.

Засыпкин невесело усмехнулся.

— Граф спит и видит, что императрица сделает его своим супругом. Но и здесь то же самое: Екатерина откажется делить власть. Похоже, Орлов не понимает: постель и престол — разные вещи.

На сей раз улыбнулся Себастьян.

— Если я вас правильно понимаю, — сказал он, — партия сыграна лишь наполовину.

— И вы понадобитесь нам снова, — кивнул Засыпкин.

— Нам?

— Мне, — ответил Засыпкин, глядя Себастьяну прямо в глаза. — Я один, и я подчиняюсь приказам. Мне нужен совет человека, подобного вам. Петр Третий был убогим, жалким человеком, к тому же пьяницей. Он явно оказался не на своем месте: его воспитывали в презрении к России. Но в целом идеи его не так уж и плохи. Наша страна нуждается в реформах, и в принципе прусская модель недурна. Когда мы преодолеем первое препятствие и Екатерина окажется на престоле, необходимо будет вплотную заняться реформированием.

Помолчав немного, Себастьян заявил:

— Вы сожалеете о том, что одиноки. Вы были бы менее одиноки, если бы вас поддерживали просвещенные друзья.

— И где же я их возьму? — печально улыбнулся Засыпкин.

— Существуют сообщества людей достаточно твердых, чтобы соблюдать свои принципы вне зависимости от политических пертурбаций.

— Что это за принципы?

— Есть, барон, некий разум, который правит миром. Он неизмеримо сильнее и значительнее, чем разум самого мудрого из мудрецов. Его законы суть порядок и гармония, которые достигаются путем преодоления противоречий. Высшие умы всегда осознают его присутствие.

— Это нечто из области философии.

— Разумеется. Но не стоит ее презирать, — сказал Себастьян. — Она руководит также и деятельностью.

— Вашей?

— И моей в том числе.

— Как это понимать?

Себастьян улыбнулся:

— По правде говоря, барон, я ожидал от вас другой признательности. Петр Третий был частью хаоса. Останься он в живых и заручись поддержкой Фридриха, он бы опустошил всю Европу. Мы сейчас выходим из семилетнего периода войны, а могли бы ввязаться в куда более длительные войны. Вот почему я содействовал вашему избавлению от опасного человека.

Засыпкин, похоже, был удивлен. Он на мгновение задумался.

— Выходит, его смерть была выгодна не только моей стране.

— Да. Мир избежал опустошения и разрухи.

— Вы работаете на весь мир? — спросил Засыпкин с едва заметной иронией. — А я-то полагал, что вы служите России…

— Я ее и не предавал, России была оказана услуга, и вы приехали меня с этим поздравить. Если бы разразилась обещанная Петром резня, ваша страна оказалась бы обескровлена.

— Это ваше Общество внушило вам подобные взгляды? — спросил Засыпкин.

— Принципы, которые им руководят, учат быть выше суеты.

— Разве это не есть привилегия монархов?

— Как вы могли убедиться, не всегда.

— Стало быть, вы ставите себя превыше монархов? — вытягивая от волнения шею, спросил Засыпкин.

— Это принципы, а не я ставят себя превыше монархов.

Засыпкин задумался.

— Но разве эти принципы не обременительны? И что делать, если они противоречат приказу, который человек обязан выполнить?

— Так не может быть. Просвещенный разум знает, что истинная сила основана на гармонии и что сила без любви уязвима и в конечном итоге оборачивается слабостью. Именно так было с Петром Третьим. Его внутреннее беспокойство и, вполне возможно, ощущение собственной слабости вело его к крайностям и, как следствие, к очевидным ошибкам, таким как публичная демонстрация низкопоклонства перед Фридрихом или оскорбление супруги. Вы сами, барон…

Засыпкин вопросительно посмотрел на него, ожидая продолжения.

— Вы сами, барон, вы ведь пребывали в неуверенности в течение последних месяцев правления императрицы Елизаветы и шести месяцев царствования Петра Третьего. Вы не знали, чью сторону принять. Вероятно, именно по этой причине баронесса Вестерхоф дала мне понять, что я в России по своей собственной воле. Ведь это вы велели ей так сказать?

Засыпкин кивнул в знак согласия.

— Да, это так. Я имел основания опасаться, что, если заговор раскроют, вы, возможно под пыткой, обвините меня в том, что я им руководил или, во всяком случае, поддерживал.

— Это только доказывает вашу неуверенность и ваше беспокойство, — сказал Себастьян. — Если бы вы принадлежали к этому Обществу друзей, о котором я здесь упомянул, вы были бы окружены людьми доброжелательными и, следовательно, более спокойными. И более выдержанными. Братство высших умов подобно гармонии планет. Когда в основе его лежит согласие, оно правит миром.

Засыпкин вздохнул.

— Это Общество существует?

— Да.

— Это его настоящее название?

— Существуют различные ветви. Одна из них, именно та, где я являюсь председателем, — это «Капитул Святого Гроба Господня».

— Я могу туда вступить?

— Да. При условии соблюдать тайну о том, что вы там узнаете, и о самом вашем членстве.

— Для меня это не составит труда, — сказал Засыпкин. — Я к этому привык.

— Прекрасно. Приходите сегодня на ужин.

Засыпкин на мгновение задумался.

— Чего вы добиваетесь? Славы? Однако вы прилагаете все усилия, чтобы ваше существование было как нельзя более скромным.

— Спросите у графа Банати. Я оказал вам услугу в надежде, что однажды вы поможете освободить Грецию от оттоманского ига.

— Так вот что вами движет? — покачал головой Засыпкин.

— Вам эта цель кажется недостойной?

— Отнюдь. Просто я не знаю, какой монарх осмелится бросить вызов туркам ради освобождения Греции.

— Слава России от этого только выиграет. Поверьте мне.

Странная ситуация: вербовать того, кто сам привык отдавать приказы, в свое общество, хозяином которого он был. Но Общество друзей признавало лишь моральное первенство.

В конце процедуры инициации Засыпкин был немало удивлен, узнав о том, что принимал его граф Антон Венцель Кауниц-Ритбургский.

Этот человек был канцлером Австрийской империи.

20 августа Себастьян получил приглашение от императорского кабинета участвовать в короновании на престол императрицы Екатерины II, в Успенском соборе в Москве, которое состоится 22 сентября 1762 года.