Онлайн книга «Атаман Войска Донского Платов»
И затянулось это на долгие годы. Ющенков, сам склочник известный, пристигнутый Кисляковым, изводил его на суде вместе с судьями полдня, все ждал, что старик взорвется, пригрозит. Всласть бы тогда Ющенков с ним за обиду посудился. Но Кисляков его раскусил: — Не-ет. Я об тебя оружие поганить не ста-ану. Ющенков смутился: обида это или нет, коли об тебя оружие поганить не хотят? Первым судья не выдержал, жаловаться стал: — Вот вожусь я тут с вами безвозмездно (с Кислякова он гроша ломаного не получил, а жалованье, положенное от Войска, за деньги справедливо не считал)… — Как?! — вскричал глумливо Кисляков. — А сладость душевная? Тебе ж людей мучить — меду не надо!.. Судья, подавившись, назло ему разрешение дела отложил и, когда бумаги по другим делам подоспели, вспомнил все прежние кисляковские тяжбы, затравленно облизнул сухие губы и спрятал пухлые тома под самый низ в надежде, что будут они там лежать, пока зловредный старец не сдохнет, либо пока истцы не перемрут. Куда там! Щеголял постаревший Кисляков в штаб-офицерском чине [190] . Гоголем ходил: поравнялся с одностаничниками знатными, с Денисовыми 3-м и 4-м, с Каршиным, с командиром своим Лютенсковым. Одно огорчало — ордена не выслужил (у Лютенскова за Шумлу «анна» была). Под семьдесят лет все числился Кисляков на службе, так как в августе 1825 года прислал Инспекторский департамент бумагу не увольнять тех, кто под следствием. Встретил как-то Пантелея Селивановича, у них разница всего год. — Все служишь? — удивился Пантелей. — Служу, служу… — отмахнулся на бегу штаб-офицер Кисляков Андрей Иванович. Покачал головой Пантелей, позавидовал невольно: — Я, Андрюша, тожеть служу. Денисов постановил за Миусскими лесами [191] доглядать. Читаю, а писать — нехай молодые… — Да, да, давай тебе Бог… Сына Петюшку, находившегося «у содержания со стороны персидской пограничных постов», настиг указ о разжаловании, потом война началась, и ему, как в насмешку, урядника присвоили… Вернулся, пил, опускался, плакал: — Да Петюшка, ты, Петюшка… Да живи ж ты, живи… В 1830 году, когда Андрею Ивановичу за семьдесят перевалило (сколько ж его можно в строю держать?), напомнило Войсковое правление суду о скорейшем окончании дела о войсковом старшине Кислякове, судящемся за удержку у нижних чинов полка Лютенскова денег и вещей. Суд все показания собирал… Еле-еле дело закончилось. Но неудовлетворенный Кисляков еще раз напомнил о себе властям: в 1832-м от 3 марта — прошение войскового старшины Кислякова об определении ему пенсиона. Казалось, так и подстрекал он верхушку: «Ну, ударь, ударь…» Атаман не без ехидства ответил: «Резолюция состоялась 31 марта: войсковому старшине Андрею Кислякову по бедному состоянию на пособия выдано 15 рублей денег, исполнено 1 апреля 1832 года». Н-да, сорвалось. Ну, ничего. Полез по-новой. Выцарапал все-таки. Пошла от атамана в суд бумага: «От 15 ноября о скорейшем удовлетворении войскового старшины Кисляковачю делу о самовольно забратых казаком Юшенковым из двора его вещах и о прочем». Благоденствовал Андрей Иванович в отставке, в многочисленных внуках нашел благодарных слушателей. Делился с ними всем: — А? Ющенков-то? Судиться не побоялся!.. — Ющенков — гад! — заученно говорили дети. — Да то не гад? В войну с французами казенных быков стерег, а туда же… Полюбил говорить о политике, чем вроде никогда и не занимался: — Все эти… чукмисы: турки, чечены, татары… Им — одно: резали б они один одного, баранов бы друг у друга гоняли. Вот самая их жизнь. И не лезть бы нам туды к ним, будь они прокляты. Или как Ермолов: дать им один раз, пожечь все к… и нехай идут рассказывают: «Вот, Ермолов плохой…» А то сегодня он братается, а завтра — все: сделал бараньи глаза и попер: «Эй! Эй! Секир-башка!..» Они, черти, задерутся, а нас промеж них становят. Ну, хоть попьянствовали, — забывается дед. — Вот собаки! Молодцы, ребята!.. Детвора лезет, осторожно заглядывая через плотное еще плечо в старинный кубок: — Дед, ты вино пьешь? — Да, вино. И водку тоже, — насмешливо обрывает дед. — А ты Суворова видал? — О-о-о! Связались старый да малый. — …Брали всех подчистую, с пятнадцати лет. Всеобщий поход. Гутарят: «Сам Суворов…» Меня со льготы забрали… «Мне не рассказывал…» — с детской обидой думает в соседней комнате Петро Андреевич. — …Тогда не так, как ныне… Всех скрозь мешали. Со всех округов [192] . Да их и округов тогда еще не было. По речкам счет вели. Наших всех, манычских и мигулинских, — в полк Серебрякова. А с того края казаков с бессергеневскими, с еланскими — к Денисову… Чей же ишо? Андрея Мартынова, помню, полк был… — Дедунь, а ты ж у кого? — Я? Я в полку самого атамана Иловайского. С нами — казаки Вёшенской станицы… И лишь изредка нападали на него приступы необъяснимой ярости; прятались тогда все родные, а Андрей Иванович не находил себе места. Глава 26
КИСЛЯКОВЫ БЕЗ ПЛАТОВА Есаул Степан Алексеевич Кисляков был отозван из полка Кононова и пребывал в Новочеркасске, поскольку состоял он под судом в военно-судной комиссии при Войсковом дежурстве, учрежденном, за удержку денег, принадлежащих казне и воинским чинам, всего 6426 рублей 92 копейки серебром, по командованию его Донским казачьим бывшим 13-м полком. Как местный житель, жил Степан Алексеевич в отпуску при доме своем, лишь в очередь ходил отмечаться у коменданта. Денек выдался солнечный, душноватый. Узкий мундир тер под мышками. Прилипала к спине рубашка. Ветер изредка взметал клубы пыли, рвал редкие листья с малорослых деревьев и, покалывая песком, холодил Степану Алексеевичу потную шею. У гауптвахты на площади учились артиллеристы. Две команды, солдатская и казачья, соревновались между собой. Артиллерийское начальство — Юдин, Вольф, Улитин — наблюдали со стороны, сверялись с часами. Солдатская команда, сплошь из молодых, плечистых ребят, заметно опережала. Солдаты работали четко, как автоматы, от заученности деревянно подергивались. Приотставшие казаки двигались хладнокровно, с ленцой, эти игры с деревянными пушками они всерьез не воспринимали. |