Онлайн книга «Моя свекровь - мымра!»
|
Уж не помню как накидывал лассо Большой Змей, но я с присущей мне ловкостью промахнулась. И повторила попытку. Шнур метала, назидательно декламируя: “Нас было много на челне; иные парус напрягали, другие дружно упирали в глубь мощны весла…” Думаю, знаете: в “Арионе” у Пушкина их на челне прохлаждалось немало, но спасся лишь тот, который не сдрейфил пред вихрем и жестокой морской стихией. Такой был один (певец гимнов), совсем как я, — остальные, как моя Фрося, руки в воду опустили и, считай, что утопились. Таким образом мне пришлось делать сразу два дела: покорять шнуром крюк и младшую подругу воспитывать на шедеврах русской литературы. И Фрося, кстати, не бездельничала — рядом стояла, энергично зудя: — Сонечка, брось, ничего не получится. Послушав ее, я в сотый раз бросила, и оказалось, что Фрося права: не получилось — промахнулась опять. На этот раз я промахнулась с такой потрясающей ловкостью, что из рамы вылетело стекло — шнур-то тяжелый! Ужас! Вылетело стекло! Но… Не разбилось! Ну как тут не восхититься собой и не воскликнуть: — Вот она я! Кто еще на такое способен?! — Только кто-то совсем безрукий, — ядовито заметила Фрося. Я изумилась: — Слушай, да ты змея! Как я раньше не замечала? — Удивляюсь, как сейчас ты заметила. Ты же везде видишь только себя. Тамарка права: надо реже встречаться, если хочешь дружить. Еще недавно мы с Фросей обожали друг друга и что теперь? И дня в закрытом пространстве не провели, а уже готовы друг в другу в глотку волчьей хваткой вцепиться! Вот она, жестокая правда жизни! Бедные космонавты! Впрочем, сейчас и нам не позавидуешь: Якудза приговорил меня к Фросе, возможно, пожизненно. Есть и другой вариант, изощренно жестокий: Фрося призвана и пытать меня, и казнить — похоже, уже приступила: пилит, ноет, четыре раза унизила и даже пыталась бить, делая вид, что спасает от смерти. Я так разозлилась на Фросю, что шнур метнула с той зверской силой, с какой хотела отпустить оплеуху любимой подруге — вон оно что выясняется: и дивана я тяжелей, я и безрукая, и дура, и эгоистка… — Ура! Ура! — воскликнула Фрося, захлопав в ладоши и одновременно пытаясь меня расцеловать. — Сонечка! Ты попала! Ты зацепила! Ты самая меткая женщина в мире! И действительно: моя петля удачнейше затянулась на крюке — я подергала шнур: надежно! Фросю я, разумеется, снова так возлюбила, что решила избавить ее от заточения первой — героически пропустила подругу вперед. — Лезь в окно, — говорю, — а я тебя подстрахую. И что же? Подруга решила испортить тщательно спланированный мною побег — рухнула на пол и заявила: — Соня, лучше я здесь умру! Клянусь, ты с места меня не сдвинешь! — Что за дурь? — воскликнула я. — Быстренько полезай в окно! — Нет, я боюсь высоты! — взвизгнула Фрося и покрепче прижалась к полу. — А пыток ты не боишься? Задумалась, глупая, и растерянно отвечает: — Сонечка, пыток тоже боюсь. Умоляю, подай мне пример. Если увижу, что у тебя получилось, то, пожалуй, тоже полезу в окно. — Ага, значит я тебе как подопытный кролик! Сама же спорила, что я тяжелей. А если крюк на мне оборвется? — Ужас какой! — зажмурилась Фрося. — Что за ужас? Всего третий этаж. Если не выдержит крюк или шнур оборвется, я упаду и убегу, а ты дожидаться пыток останешься. — Значит такая моя судьба, — обреченно промямлила Фрося. Я озверела: — Что еще за судьба? Мы творцы нашей судьбы! Хватит Ваньку валять на полу! Раз ты легче, лезь в окно первая! — Не полезу! — Полезешь! — Не-ет! Я схватила подругу за шкирку и скомандовала: — Быстро лезь! Ефросинья отчаянно напряглась и к полу прижалась — я услышала характерный звук (догадайтесь какой!) и спросила: — Фрося, что это? — Стул скрипит. — Ты сидишь на полу, какой стул? — Кажется, жидкий. От страха медвежья болезнь приключилась, — виновато призналась моя бедная Фрося и покраснела. — Черт возьми! Как невовремя! — воскликнула я, бросаясь вставлять в раму стекло и прикидывая как снять с крюка шнур. Господи, что же это такое! Еле его туда нацепила! Стекло вставить не удалось — шнур (слава богу!) тоже сниматься не пожелал. Я задвинула шторы и, перекрестившись (матерь божия, пронеси, но не так, как подругу!), забарабанила в дверь: — Садисты! Проводите нас в туалет! — Срочно! — взвизгнула Фрося. В ответ лениво раздалось: — Слышь, Валет, наши бабы, похоже, обхезались. Пойди, разберись. Протопали чьи-то шаги, и я услышала незнакомый мужской голос: — Ну че там у вас? — Естественные процессы, — нервно поведала я. А Фрося визгливо добавила: — Неукротимые! Голос кхекнул и поразился: — Ну, блин, вы даете! А ключа у меня нет! Я возмутилась: — Это вы, блин, даете! Что за халатность? У вас две женщины на руках, а вы сортиром не озаботились! Не знаете, что ли: женщины, те же дети. Голос послал нас: — Пошли вы на … Букв было много, я всех не упомнила — а шаги удалились. В отчаянии я воззрилась на Фросю — та, бедняжка, виновато сказала: — Терплю. Я глянула на окно: рамы с приставленным к ней стеклом не было видно, но шнур висел на крюке и зримо уходил за штору — трудно его не заметить. — Фрося, — раздраженно сказала я, — как невовремя ты затеялась! Сейчас верзилы найдут ключ, придут и увидят подготовку к побегу. — И пусть видят, — безразлично ответила Ефросинья. — Ты замыслила глупость. Даже если фантастически допустить, что я по веревке спущусь, то дальнейшее полный абсурд. — В каком смысле? — опешила я. |