Онлайн книга «Путь слез»
|
– Пожалуй так. Значит, ты отправляешься с нами? Бенедетто молчаливо стоял и дрожащими руками теребил шейку старой лютни. – Пока ты спал, я много размышлял, – со вздохом ответил он. – Уже более десятилетия я сижу на этом причале и играю для каждого, кто проходит мимо. Иногда получаю пенни, немного серебра… или насмешку, рваное одеяло или обветшалый плащ, или же одну только улыбку. Я выучился говорить на вашем языке, и на языке французов, знаю немного из латыни, но, все равно, чувствую пустоту внутри. Сердце жаждет вновь однажды летом увидеть солнечные берега прекрасного Lago di Varese и родное селение Браббии. О, Петер, если бы ты видел красивые сады и огороды моего народа! Цветы, наполняющие обоняние ароматами небес, а их пестрому многообразию впору соперничать с радугой. Плоды, большие и сочные, истекают сладким нектаром. И музыка. О, музыка. И прекрасные девы. Чего же я сижу здесь, на краю варварского севера и пою глупые песни, до которых никому нет дела? Так почему, – перебил его Петер, – почему ты не ушел? Бенедетто поднял несколько камешков и медленно швырнул их в реку. Моя семья потеряла расположение нашего господина, и нас выгнали из нашего дома. Мы не обрели убежища ни у Гиларатов, ни у Боргомнеров. Они воевали за обладание свободными землями и городами, и всюду, куда бы мы ни бежали, всюду шло кровопролитие. – А сколь давно было это? – О, десятка два лет тому назад, надо полагать, – ответил Бенедетто, – Я уже потерял счет. – Мир меняется. – Как раз об этом я и размышлял прошлой ночью, падре. Есть кое-что, чего я боюсь куда сильнее, чем снова повстречать жестокость. Его черные глаза заблестели слезами. Что если воспоминания… обманывают меня? А вдруг цветы не так нежны, а вино не горячит, как прежде? Тогда, добрый менестрель, – снова перебил его Петер, – почему просто не умереть? Смерть спасет тебя от боли разочарования, быть может. Вил нетерпеливо мерил шагами берег, пока, не вытерпев, приказал воинам подниматься на плот. – Петер, мы ждем. Менестрель, нам пора уходить. Благодарим за оказанную доброту. Петер отвел Вила в сторону. – Юноша, человек может поехать с нами. С твоей стороны благоразумно пригласить его. Вил подозрительно посмотрел па Бенедетто. На что он нам? – Он говорит на языке юга лучше меня и знает обычаи той стороны. У него верный глаз: он поможет нам на опасных перевалах, да и с ним нам легче будет раздобыть пропитание в селениях. И, мне кажется, мы ему тоже нужны. Вил повернулся к Бенедетто и высокомерно подбоченился. Ему неохота было брать менестреля, но он послушал совета Петера. – Сир, можете ехать с нами, ежели хотите. Учтите, что вам придется слушаться моих распоряжений. Бенедетто бросил тоскующий взгляд на пристань, снял шляпу и слегка поклонился. – Сын мой, волею судьбы я всю жизнь кому-то подчинялся, и считаю за честь последовать под вашим командованием. То ли скорбный взор, то ли равнодушие в голосе менестреля, то ли что иное затронуло Вила, но он вдруг пожалел этого человека и дружелюбно протянул ему руку. – Тогда – добро пожаловать. Крестоносцы радостно визжали и хлопали в ладоши, рассаживаясь по местам: общество музыканта детям пришлось по нраву. Несколько напряженных усилий рук – и лодку подхватило речным течением. Пока плот стремительно уходил вниз по Роне мимо деревень Беттен и Морель, все смеялись и поддразнивали друг друга. Яркое солнце ласково пригревало макушки. – Расскажи, менестрель, – попросил Гюнтер. – Расскажи нам о своем доме. – О, мальчик мой! Вряд ли слова способны передать подобную красоту. Вы, северный народ, и не видывали такого. Крестоносцы обступили Бенедетто, а он закрыл глаза и вздернул лицо к небу. Мальчиком я жил в маленьком доме из камня и глины, с плоской крышей, который стоял на берегу могучего Lago di Varese, самого прекрасного озера на земле, темно-синего пристанища аистов и лебедей. Жаркими летними днями мы плескались и резвились в его чудных водах. Ах, что за прелесть! Отец мой был простым рыбаком. Я все еще вижу в памяти, как он чинит сеть, проводя по ней толстыми пальцами с легкостью самого виртуозного игрока на лютне, словно исполняя мелодию для самих ангелов. А мать… ах, мама! Каждый вечер она готовила самые вкусные блюда, при этом напевая нежные песни, как птица по весне. Si, si, свежая рыба и маслины, мягкие пшеничные хлеба и фрукты. Отец, как обычно, наливал красного вина из глиняных бутылей, которые изготавливал гончар Фернандо, мой дядя. По вечерам мы с братьями и сестрами, кузинами и кузенами, с тетями и старым дедушкой, и с дядей танцевали и пели, пока не валились на землю от усталости. А потом мы лежали под звездами. А звезды-то, звезды! Так уж их много, этих блестящих алмазов, которые повсюду вспыхивают и мерцают. Глаза Бенедетто загорелись. – А женщины, юноши мои, женщины все прекрасны. Светлые и темные, и ходят плавно, как ангелы. Улыбки их ярки, как свет зари, а гру… Петер громко кашлянул и сурово взглянул на новичка. Да и уместно ли вести подобные разговоры в окружении охочих до взрослых бесед отроков! – О, si, si, конечно. Итак, bambini, я жил посреди красоты и достатка. Анна показала пальцем на лютню. – Сыграешь для нас? – А тебе хотелось бы, милая? – Ja! – взвизгнули в один голос Гертруда с Фридой. – Пожалуйста. Все дети стали наперебой упрашивать менестреля, и даже Петер ободрительно поднял брови. – Виопа medicina, amico, buona medicina. Бенедетто ухмыльнулся. – Из-за шума реки придется петь очень громко, дабы вы меня слышали, но я спою. – Спой про женщин, крикнул Ион с края плота. Его просьба вызвала укоряющий взгляд Петера, но менестрель не заметил предостережения священника. Конечно, мальчик мой, – ответил он, легко перебирая тугие струны лютни. Он закрыл глаза. – Я спою вам о женщинах Браббии. Бенедетто коснулся струн, прежде чем начать, и стало ясно, что он благословлен совершенным голосом для своего призвания: Мне повстречалась Прекрасная дева То ангел небесный Спустился ко мне. Как шелк – ее власы, Как злато – косицы, Улыбкой своей Озарила меня. Губы как розы, А пышные груди… – На этом песня заканчивается, – вмешался Петер. – Спой другую песню, более подходящую для твоих слушателей. – Негодуя, он насупился. |