Онлайн книга «Люблинский штукарь»
— А я ж решила, ты больше не придешь! — Обещал и пришел, — строго и сухо оборвал Яша. — Вот же ж гость… Все было унизительно: поцелуи, дарение подарка, ожидание, когда она сварит кофе с цикорием. Но, как местные воры крали деньги, так и ему необходимо было красть любовь. Зевтл заперла от гостей дверь на цепочку и заткнула бумажкой замочную скважину, чтоб не подглядывали. Насколько она медлила, настолько Яше было спешно. Он то и дело косился на постель, так что Зевтл задернула перкалевый полог, давая понять, что еще не время. — Ну, рассказывай, что слышно на свете? — сказала она. — А я знаю? — Кто же знает, если не ты? Мы тут на одном месте, а ты — свободный как птица. Зевтл села рядышком на стул, коснувшись его колена своим. Юбку она уложила так, чтобы виднелись краешки черных чулок и красные подвязки. — Я так тебя редко вижу, — посетовала она, — что каждый раз позабываю. — От мужа есть что-нибудь? — Пропал как иголка в сене. И усмехнулась — дерзко, презрительно, неискренне. Пришлось ее выслушать, потому что, когда женщина разговорчива, с этим ничего не поделаешь. Хотя она жаловалась на жизнь, словечки, гладенькие и кругленькие, сыпались у нее изо рта как горох. Что ее ждет? Что она тут высидит в Песках? Лейбуш, ясное дело, не вернется. Что с возу упало, то пропало. Уже сейчас она по сути дела вдова. Ей еще швыряют два золотых в неделю, но как долго это продлится? Касса у воров пуста. Половина хевры за решеткой. А что купишь за пару целковых? Воду для каши? Она задолжала всему свету. Надеть на себя нечего. Все женщины ей враги. Только о ней и судачат, а у нее прямо уши пылают. Летом еще так-сяк, но когда начнутся дожди, можно сойти с ума… Жалуясь на судьбу, Зевтл играла висюлькой цепочки. На ее правой щеке вдруг появилась ямочка. — Возьми меня, Яшенька, с собой. — Не могу. — Почему? У тебя лошади и подвода. — А что скажет Магда? Что скажут в местечке? — В местечке и так говорят. Всё, что умеет твоя девка, я сумею не хуже. Даже немножко лучше. — И сальто сделаешь? — Если не сделаю — научусь. Всегдашний пустой разговор. Для циркачки она была слишком толста. С коротковатыми ногами, широкими бедрами и выпирающей грудью. «Она годится разве что в прислуги и еще кой на что», — подумал Яша. И хотя влюблен в нее, конечно, не был, вдруг заревновал. Кто может знать, чем она тут занималась, пока он ездил? «В последний раз я здесь, — решил он. — Оно ведь все потому, что мне скучно и хочется забыться, — оправдывался Яша сам перед собой. — Как пьянице, который заливает горе водкой». Он никогда не мог понять, как это другие, не впадая в тоску, живут всю жизнь на одном месте с одной женщиной. Он, Яша, всегда готов расхандриться… Яша достал три серебряных рубля и с ребячливой важностью разложил их на ноге Зевтл ниже краешка платья: один возле коленки, другой повыше, третий на бедре. Зевтл глядела с любопытством и улыбочкой. — Это мне не поможет. — Но и не помешает. Яша разговаривал с ней грубовато, на ее манер. Одним из его талантов было умение примениться к человеку — что, кстати, не лишнее и в магнетизме. Зевтл обстоятельно собрала дареные рубли и положила в ступку на комоде. — Что ж, спасибо. — Я спешу. — Что за спешка? Я скучаю по тебе. Недели проходят, а от тебя ни слуху ни духу. Что ты поделываешь, Яшенька? Мы ведь еще и друзья. — Ясное дело… — С чего ты такой задумчивый? Будь я не я, наверно, новый товар завелся! Ну-ка расскажи! Я не заревную. Я все понимаю! Для тебя женщина, как цветок для пчелки. Каждый раз новое. Тут пожужжал, там побывал и — жжж! — улетаешь. Как я завидую мужчинам! Можно продать последние панталоны, лишь бы стать мужчиной!.. 6 — У меня появилась одна, — сказал Яша. Ему давно хотелось с кем-нибудь поделиться. С ней он чувствовал себя совершенно свободно. С Зевтл можно было не опасаться ни ревности, ни гнева. Он обходился с ней, как помещик с деревенской девушкой. А у Зевтл уже разгорелись глаза. Она заулыбалась невеселой улыбкой обиженного, которому обида доставляет удовольствие. — Я как чувствовала! Кто же она? — Вдова профессора. — Вдова? И что? — И ничего. — Ты влюбился? — Немного. — Когда мужчина говорит «немного», значит, «очень». Она молодая? Красивая? — Не такая уж и молодая. У нее четырнадцатилетняя дочь. — В кого же ты влюблен, в мать или дочь? — В обеих. Зевтл притворно поперхнулась. — Обеих не получишь, дорогой мой. — Пока мне достаточно матери. — Что такое профессор? Доктор? — Он учил математике в университете. — А это что такое? — Счет. Какое-то время она размышляла. — Я знала. Меня не обманешь. Стоит мне поглядеть на мужчину, и все ясно. Что ты собираешься делать? Жениться на ней? — Я женат. — У тебя жена играет роль! Но как вы познакомились? — Она была в театре, и кто-то ее представил. Или нет, я отгадывал мысли и сказал ей, что она вдова и прочее. — Откуда ты знал? — Моя тайна. — А потом что? — Она влюбилась. Решила все бросить и ехать со мной за границу. — Прямо так? — Она решила выйти за меня. — За еврея? — Хочет, чтобы я немножко крестился… — Немножко? А на что тебе заграница? Яша посерьезнел. — А что я имею здесь? Двадцать пять лет на сцене и по-прежнему бедняк. Сколько можно еще ходить по проволоке? От силы — лет десять. Все меня хвалят, но платить никто не платит. За границей таких, как я, ценят. Там, если знаешь пару фокусов, ты богат и знаменит. Выступаешь перед королями, ездишь в карете. Будь мое имя известно в Европе, ко мне и тут, в Польше, относились бы по-другому. Понимаешь, что я говорю? Здесь хотят, чтобы все было как в больших странах, и все пляшут под их дудку. Оперный певец может драть горло как петух, но если он пел в Италии, все кричат «браво!». — Всё так, но придется креститься. — Большое дело! Кладешь рукой крест, и на тебя брызгают водой. Откуда я знаю, какой Бог правильный? Никто не был на небе. Да я и молиться не хожу. — У католиков — пойдешь. — За границей это мало кого интересует. Я — циркач, не священник. Знаешь, сейчас новая мода: гасят свет и вызывают духи покойников. Садятся за столик, кладут на него руки, и стол отрывается от пола. Об этом полно в газетах. |