Онлайн книга «Роковой срок»
|
– Мне сон был, – нехотя признался Ураган. – Лихо из него явилось, ягиня... – В руку будет... Ее голос, как прежде, не усмирял тяжкие мысли. – Да уж был в руку. Пригрезились мне омуженки в кибитках, а потом наяву узрел одну, мертвую... – Чьи же кибитки были? – Скуфские... – Где же ныне Скуфь? – Еще весной за Рапейские горы услал, в страну рапеев, невест высватать. И нет ее доныне... Будто сняв грузные доспехи, он перевел дух и поведал ей сон. Обава выслушала, не отводя своего пронизывающего взора, потянула за бечевку, давая знак вознице, чтоб остановил коней. – Белый пар... Царь рапейский, именем Сколот! Не бивал он Важдая и витязей твоих не пожег. – Откуда ты знаешь? Если о Скуфи ни вестей, ни молвы?.. Прежде ты грядущего не зрела. – Прежде было у меня сердце трепетной девы. – Каково же ныне? – Железо каленое. – Тогда скажи, вещий ли мой сон? – Коли старуха из него явилась, ягиня, знать, сон вещий. – К чему бы такое лихо? Она задумалась, сжавшись так, что стали подрагивать плечи, после чего заговорила печально: – Боюсь и толковать... А ну как ты рассердишься и снова наденешь покров? – Одной каре дважды не бывать. – Одной-то не бывать, но если цвет иной... Вторым наказанием мог быть только покров черный – смертный. И если подобное случалось и утратившую целомудрие деву либо неверную жену накрывали повторно, то она творила вено с самим Таргой – рассекала мечом запястье... – Ты готов на сей раз поверить мне, Ураган? Ведь я стану толковать не свой, а твой сон. – За тем и пришел, Обава, – осторожно сказал государь. – Покоя нет... – Ягиня снится к прозрению и великой мудрости, что тебе откроется. – Взор Обавы затуманился. – Если же она явилась лихом и наяву указала мертвое тело омуженки... Нет, Ураган, я опасаюсь, ты снова не поверишь мне и прогонишь! – Говори, Обава... – Близок конец твоему владычеству в сарских землях. – Что же случится? Нашествие и гибель государства? – Опасности не вижу и супостата нет. Но ты сам оставишь свое Владычество. И уйдешь по своей воле. А сарским государем станет Кочень. Он выхватил деву, коей ты хотел бы обладать. Сия дева – твоя власть. Ровен же останется с тобой. – Такое невозможно! – Во сне ты выбирал невесту. И было сорок кибиток, верно? – Верно... – Число сорок – это срок тебе означен. На три поприща растянулись, но только в трех были рапейские девы, а у каждой по три косы. И выбор невест творили вы втроем. Это указание на то, что роковой срок тебе – три дня. Как минут они, так бросишь свой государев бич. – Да быть сего не может! – Я сон разгадываю твой, Ураган, – терпеливо проговорила Обава. – А в сновидениях не я, а боги тебе пророчат. – Добро, продолжай. – В трех кибитках по дюжине рапейских дев, и ни одну огласить не мог. Доверился воле Важдая... – Что это значит? – А воевода дал тебе деву, которая оказалась ягиней... – Все так и было! Но в чем же суть? – Суть в том, Ураган, что лихо, пригрезившееся тебе наяву, – это твой иной путь, ознаменованный совестью. Перед тобой ныне выбор, что сотворить со своим государством. Обратить саров к законам Тарги ты не можешь, ибо они не желают старых обычаев, а пойти у них в поводу тебе не позволяет твое Владычество. Замкнулся хоровод из кибиток, где едут белые рапейки, а в иных омуженки. Не найти тебе пути из круга, не сделать выбора, и власть твою уже выхватили, бросили поперек седла и умчали. Но явится ягиня и укажет иную дорогу... – Не хочу я иных дорог! – возмутился Ураган. – Как же я брошу свое наследство, оставленное предками? Как отступлю от замыслов? Тем паче, когда государству грозит беда? – Беда у нас прежняя, а новой я не зрю... – Да как же ты не зришь, Обава? Омуженки в наших пределах рыщут! Не во сне, а наяву. Это они все лето угоняли коней. Шелковой нитью смиряли и уводили... Должно быть, ты слышала об их коварстве и хитрости? В этот миг он вспомнил жрицу Чаяну и свои спутанные ноги, однако ничего дочери не сказал о ней, дабы не путать прежнюю явь и нынешний сон. Взор дочери потускнел. – Не удопоклонницы нас погубят и не персы... – А мне тревожно! Ведь была молва, волчье племя Ариды сгинуло. Будто разнесло все это племя по миру, как пыль... Ан нет! Скрылось, затаилось на целых триста лет. А ныне земля тряслась в степи! Худой знак... – Мне чудится, напрасно ты тревожишься, Ураган. Омуженка коня уводила... Будто последнего! Многие сотни табунов по степи кочуют, не оскудеют сары, утратив одну лошадь... – В том и суть, Обава, что не одну. За нынешнее кочевье на всех путях пропало около тысячи! И везде оставлена рука Тарбиты. – Невелика и жертва... – Если б эта жертва богине была воздана!.. Я не убытки считаю – число воинственных всадниц, которые могут появиться, где захотят. И принести великий разор, ибо сарам ныне не защититься от их набегов. А если омуженки и впрямь соузники персов? Обава приспустила веки и потянула бечеву, подавая знак вознице. Тотчас же кибитка затряслась по битой копытами земле. – Ты еще пожалеешь, что снял алое покрывало, – вдруг проговорила она с непривычным медным отзвуком в голосе. – А лучше вновь набрось на меня горючую пелену, и мне будет покойно под ней, и тебе вольнее. Все одно не могу утешить. – Я старого не поминаю, – осторожно вымолвил Ураган. – Коли снял кару, тому и быть должно. – Добро, тогда послушай меня! Ты опасаешься супостата? Омуженок, воинственных дев, что крадут лошадей? Ты боишься, сары не защитят себя и свой желтый жир? – Я сарский государь, и это мои заботы... – Еще ты мыслишь вернуть народ под сень законов Тарги. Родить наследника и обязать его, чтобы продолжил твои старания. – Да, все мои думы, как лошади в одной упряжке... – А достойны ли нынешние сары твоих хлопот и тщаний? Нужны ли им извечные наши законы, по коим ты вскормил меня? Ну-ка вспомни, как ты собирал паров для Скуфи? Сколько выслушал обид от родовитых вельмож, сколько угроз! Не они ли назначили тебе роковой срок, который ныне заканчивается? Старцы сдержат свое слово и заточат тебя в каменную вежу... Урагану послышался звон обрядовой чаши, но не вечевой серебряной, что стояла ныне в стольном граде Казаре на площади, а медной, походной, которую возили с собой, чтоб пить хмельную суру в честь победы, созывать войско и будить спящих по тревоге. |