Онлайн книга «Кью»
|
Гоц ждет моей рекции: — Разве не превосходная история? Возможно, для того чтобы взять город, нужны фанатики, у которых есть вера, но, чтобы внедрить туда шпиона, потребуются деньги. Потребуется Фуггер. Деньги — главное в любом деле. Он замечает мое напряжение. Темная поверхность ликера в бутылке медленно покачивается одновременно с баржей. На черепашьем панцире играют блики эбонитового цвета. Белая цапля парит на крохотном кусочке неба, ограниченного рамками окна. На карте английского побережья в правом углу, снизу, нарисована роза ветров, кажущаяся отсюда черно-белым цветком. Гоц погрузился в кресло и замер. Гоц. Лазарь. Разные имена, разные люди. Одна и та же история. Густав Мецгер, Лукас Нимансон, Линхард Йост, Геррит Букбиндер. Лот. — Никто, вот кем он был. Не знаю, я ли это говорю, или голос Гоца, или просто мысль, пришедшая в голову. Вопрос выскакивает сам собой: — Кто открыл этот кредит? — Я так никогда и не узнал этого. Скорее всего, какая-то шишка из Рима. — Опиши того человека, который пришел, чтобы забрать деньги. — Его лицо было закрыто, я уже говорил тебе. Судя по голосу, он был не слишком стар, но прошло уже четыре года… Он отзывается на мою просьбу, все понимает, старается вспомнить: — Я помню, как меня удивило, что он собирается в Мюнстер с такой суммой — ведь его могут ограбить — две-три тысячи, как мне кажется, и зачем отправляться в подобное путешествие с полным кошельком? — Чтобы не оставить следа. Не вызвать подозрений. Я смотрю на него. Теперь моя очередь говорить, чтобы рассказать свою историю в обмен на его. — В начале тридцать четвертого баптисты Мюнстера получили первые подозрительные денежные пожертвования — вклад в дело от разных общин и даже от отдельных братьев. — Ты говоришь, эти деньги должны были послужить для того, чтобы завести дружбу с баптистами… — Какой пропуск лучше для шпиона? Мы снова слушаем ленивый плеск волн, скрип дерева. Он заговаривает первым, и в тоне его голоса звучит нечто среднее между ложной скромностью и недоверием: — Я не слишком разбираюсь в вопросах религии. Объясни мне, зачем Риму понадобилось внедрять шпиона в баптистскую общину в захолустном городишке на севере? Мысли формулируются, когда я уже выпаливаю ответ: — Возможно, потому что этот захолустный городишко на севере становился маяком для анабаптистов всего мира. Возможно, потому что эта община наподдала под зад господам и подняла народ там, где никому прежде не удавалось этого. Возможно, потому что кто-то весьма дальновидный, там, на юге, при дворе папы, понял, чего они добились. Гоц качает головой: — Нет, что-то не вяжется: у кардиналов масса других проблем, о которых им надо думать. — Они должны думать о том, как защитить свою власть. — А почему же тогда они не оторвали яйца лютеранам? — Потому что лютеране могут оказаться отличными союзниками против восстания обездоленных. Кто резал крестьян во Франкенхаузене? Католические и лютеранские князья плечом к плечу. Кто предоставил мюнстерскому епископу пушки для возвращения в город? Филипп Гессенский, почитатель Лютера. — Нет, нет, не верится. Лютер обанкротил Папу, выставил его пинком под зад из Германии, имущество церкви было отчуждено в пользу немецких князей… — Гоц, чтобы поддерживать арку, нужны две колонны. Бывший купец задумывается, потом косо смотрит на меня: — Противники и вместе с тем — союзники. Ты это имеешь в виду? Я киваю: — Тайный агент, действующий на территории империи. С какого времени? — Больше десяти лет, как мне говорили. И вновь то же мрачное предчувствие, страшное давление, буквально разрывающее глаза. Мецгер, Нимансон, Йост, Букбиндер, Лот. Все и один. Те, которыми был я. Все и один. Каждый человек. Человек из толпы. Замаскировавшийся внутри общины. Один из наших. — «Ибо всякое дело Бог приведет на суд, и все тайное, хорошо ли оно или худо». Гоц в недоумении: — Что ты имеешь в виду? Давление ослабевает, предчувствие выливается в слова: — Это последний абзац Книги Коэлет, Екклесиаста. * * * Эстуарий, насколько хватает взгляда, все расширяется, а корабль быстро скользит к морю, уже виднеющемуся на горизонте. Рассвет рассыпает свои лучи в зеркале воды прямо перед нами, освещая наш путь. Море. Элои был прав: оно дарит ощущение свободы, отрывая от берега, притягивая взгляд к бесконечному множеству волн. Я никогда не плавал в море: возникает странная тревога, даже опьянение, притуплённое лишь размышлениями прошлой ночи. Экипаж состоит из рулевого и шести матросов под началом капитана Сайласа — все англичане, уже работавшие с Гоцем, которым мы можем безоговорочно доверять. Они говорят на своем странном языке, из которого я уже научился понимать некоторые чаще всего встречающиеся выражения: междометия и основные ругательства. Я прибыл в Антверпен с мыслью уплыть в Англию и больше никогда не возвращаться. Сейчас я собираюсь вести там дела. Все меняется самым непредсказуемым образом: вчера я был оборванцем, преследуемым полицейскими ищейками, сегодня — уважаемый торговец сахаром, застраховавший свой груз и корабли на пятьдесят тысяч флоринов. Оглядываюсь назад — второе судно следует за нами на расстоянии в четверть мили. Его ведет помощник Сайласа, молодой валлийский буканер, [43] уже побывавший во всех Индиях [44] и гораздо дальше. Торговец Ганс Грюэб собирается продать сахар в Лондоне. Плоские острова Зеландии, земли, вырвавшейся в море якорными мысками, протянулись впереди, заселенные толпой чаек. Постепенно они все сужаются и сужаются. А Северное море обнимает их своей умиротворяюще яркой синевой, темной, как мысли, беспорядочно толпящиеся в голове с прошлой ночи. Невероятная история Лазаря Воскресшего заставляет меня постоянно возвращаться к воспоминаниям о Мюнстере, возможно ставшими более живыми после моего рассказа Элои. Всегда один и тот же вопрос: кто? Кто был тем шпионом? Кто с самого начала работал на папистов? Кто внес деньги на благо общего дела, чтобы быть принятым в среду возрожденных? |