Онлайн книга «Галерные рабы»
|
— Если тебе нужен преданный раб, ты зря потратил деньги… — Мне нужен верный друг! — Товарищей на невольничьем рынке не берут, как баранов. Да и вообще дружбу нельзя купить! — Ты слишком категоричен и склонен к обобщениям, юноша. Всякий и каждый покупает себе друзей. Обычный человек — ответной дружбой, ласковым словом, помощью в беде. Властитель — жалованьем, подарками, добычей, повышением в чинах. Может, это и не дружба, скорее, верноподданность, да ведь не в названии суть… — А ты кто — князь или обычный человек? — Будущий повелитель мира… — Не понимаю тебя… — Ты думаешь, не сошел ли новый хозяин с ума? Нет! Как любит говорить твой бывший владелец Нури-бей, глубокий смысл познается не сразу. Нури-бей рассказывал мне о твоей необычайной верности клятве. Такие качества в людях редки. Вот я и захотел иметь тебя при себе. На море, как и в жизни вообще, верные друзья — самый надежный щит. Пока я мог только купить тебя, чтобы ты сел со мной за одно весло. Дружбу свою ты отдашь мне позднее. Как тебя зовут? — Сафонка. — Русские не присоединяют к своему имени имя отца, как арабы, и не имеют родовых фамилий, как османы? Вот, например, еврейского и христианского Соломона, сына Давидова, мусульмане называют Сулейман ибн-Даул. — Холопей да простых крестьян у нас до смерти кличут малыми именами — Михалка, Никитка, Ивашка. Казаков, детей боярских, купцов — тоже, но пока молоды, а как в возраст войдут, начинают полным именем мать — Семен, Денис. Фамилии у нас тоже есть. Моя, скажем, Иванов, да только у нас их привыкли как-то к знатным людям лепить, к князьям да боярам. Тех принято и по отчеству величать: Михайла Семенович князь Воротынской, государь Иоанн Васильевич всея Руси… Впрочем, разумного человека даже из простых тоже полным именем да отчеством чествуют — дабы уважение проявить. — Любопытно. Ага, рабы уже собрались. Оставайся на месте! Искандар-бег шагнул к толпе невольников и крикнул по-гречески: — Кто из вас знает этот язык, поднимитесь! Никто не шевельнулся. Тогда он повторил приказ по латыни. Встал какой-то замухрышка. Росточком не удался, размерами тоже. Волос на щеках и подбородке нет, хотя и молодым не назовешь. Кожа желтая. Лихоманку, знать, перенес, посочувствовал Сафонка, да тут же передумал, заметив щелевидные, раскосые глаза, широкое лицо с выступающими скулами. Инородец, на татарюгу смахивает, да не совсем. Неведомого роду-племени. Непростой, наверное, человечек — от него исходит та же внутренняя сила, что от Искандар-бега. — Желтолицый, — сказал Искандар, — больно мал ты для весла… — Тебя все называть великий, а ты говорить глюпость, — бойко затараторил маленький невольник по-латински, выговаривая слова с мягким певучим акцентом. — Или ты не знать, что на галере тот гребец, кто сидеть у борта, маленький должен быть? Или ты не знать, что размер — не сила, внешность обманывать? Я уложить-повалить любой, кого ты указать, единым перстом. Вот этим, — желтолицый выставил указательный палец. Искандар-бег сдержал гнев: — Во многом ты прав, человек из неведомой страны! Слабый телом Давид победил великана Голиафа. Разумом могучий Одиссей ослепил циклопа Полифема! Но в бою одного ума мало, сила не меньше нужна. Потому похваляешься ты зря, пальцем свалить можно только умирающего… — Как много ты сказал слов, когда надо один раз проверять! Искандар-бег весело рассмеялся, хлопнув себя по ляжкам. — Ты жгуч, как искра от костра! Знаешь, я возьму тебя, даже если ты проиграешь! Но не откажусь потешиться схваткой! Эй, Махмуд, — перейдя на турецкий язык, жестом руки он подозвал большого и толстого стражника. — Пять золотых, если ты собьешь спесь с этой забавной козявки и отучишь ее хвастаться. Только не раздави его, как муху, он мне нравится. Снимите с желтолицего кандалы! — обратился он к страже. Едва слетела последняя цепь, маленький невольник, не колеблясь ни секунды, прыгнул вперед. — Погоди!.. — крикнул ему вслед Искандар-бег. Опоздал. Подскочив к здоровяку Махмуду, который не успел приготовиться к защите, желтолицый ткнул его пальцем — так молниеносно, что никто не успел заметить, куда именно. Турок захрипел кабаном, которому перерезали горло, и рухнул, будто его ударили не перстом, а молотом. Все рты раскрыли от изумления. «Мал, да удал!» — восхитился Сафонка. Желтолицый церемонно поклонился поверженному противнику, присел возле него, помял ему шею, виски — и Махмуд пришел в себя. Он лупал глазами, силился чего-то спросить — и не мог. — Ты ему сказать, голос мал-мала не будет два дня, потом хорошо, — попросил маленький невольник, подошел к стражникам и протянул руки, чтобы ему опять надели цепи. Ошеломленный Искандар-бег покачал головой: — Почему ты не договорился заранее о правилах схватки? Нельзя ведь так… — Зачем нельзя?! Когда драться, разговаривать не надо, бить надо сразу со всей силой в самое слабое место… — Принцип всех великих воинов, — кивнул головой Искандер. — Прости, мой новый спутник, что усомнился в тебе. Откуда же ты такой взялся? — Ты меня испытать — я тебя испытать. Коли ты велик, сам догадаться суметь. — Желтокожий, маленький, мудрый, искусный воин, умеющий излечивать нанесенные им же раны. Ты из страны синов, ее называют еще Хань, там родина шелка. Настала очередь китайцу взглянуть с уважением на собеседника: — Ты правда мудр и знающ. Угадывал верно. Звать моя Хуа То. Моя учился в колледже святых братьев-иезуитов, хотел ехать в Рим, пираты варварийские напали. Капитана ни мал-мала драться не хотел, велел сдаваться. Моя продан был сюда… Искандар-бег кивнул владельцу китайца: — Я беру его! Повернулся к Андроникосу: — Нужен еще один, пусть хоть немой, но сильный, как бык! — Сильнее этого никого в мире не найдешь! — Андроникос показал пальцем на темную голову в последних рядах, которая возвышалась над всеми остальными невольниками. Через минуту обладатель головы стоял у помоста. Стражники и почти все работорговцы зацокали языками. Искандар-бег прищурился, словно проверяя: не подводит ли зрение. Сафонка, как в русском народе говорят, варежку разинул: это какая же мама такого молодца выносить да уродить смогла?! Два черных ствола вместо ног. Ручищи толщиной чуть ли не в ляжку средней величины мужчины. Сорокаведерная бочка вместо груди, на ней плитами лежат грудные мышцы. Темный, блестящий торс, как у каменной бабы-истукана, только живой, оплетенный мускулами-канатами. Огромен немыслимо: рослый Искандар-бег макушкой достал бы ему лишь до подбородка. По бокам висели кулачищи с кочанок капусты. Человек-гора не походил на заплывших салом ярмарочных великанов, коих приходилось видеть Сафонке. Ни единой жиринки нельзя было бы найти в исполинском теле. Такой медведя в беремечко возьмет и кости раздавит ему. |