Книга Дикий Имбирь, страница 20 – Анчи Мин

— Клен, ты не поверишь, но у меня неприятности, — тон ее внезапно изменился.

— Ну да, не можешь свыкнуться со своим новым положением.

— Я серьезно, мне нужен твой совет.

— Ну, давай, поделись. Уж не мороз ли тебя беспокоит?

— Между мной и Вечнозеленым Кустарником все идет как-то не так.

— Последнее, что мне известно о ваших отношениях, это как ты показала ему свою коллекцию мыла, а он тебе свой деревянный корабль.

— Тогда-то все и произошло.

— Что? Что произошло?

— Все это… как бы сказать… как-то нездорово.

— Нездорово?

— Мы были у меня дома.

— Так.

— Больше никого не было.

— Так.

— Мне шестнадцать.

— А ему восемнадцать. Чего ты боишься?

— Ну… — Дикий Имбирь растерянно вздохнула. — Ты не понимаешь.

— Ну так объясни мне.

— Я не знаю…

— Ты меня за дурочку держишь?

— Мне так стыдно.

— Неужели… он…? — я даже не хотела думать об этом.

— Нет, что ты, конечно нет. Как можно… Мы же маоисты!

— Тогда в чем же дело?

— Дело… во мне. Я хотела… Я… Не знаю, это одновременно так отвратительно, странно и чудесно.

— Что же ты такого сделала?

— Ничего.

— И?

— Это случилось в моих мыслях, и с того момента все изменилось.

— Я, кажется, начинаю понимать.

— После того как мы посмотрели коллекцию и обсудили все, что можно обсудить, нам стало как-то не по себе. Мы вдруг почувствовали себя неловко. Вечнозеленый Кустарник сказал, что ему надо идти, но не сдвинулся с места. Я попрощалась, но в душе молила, чтоб он попросил разрешения остаться.

— Почему вы не завели разговор о Председателе Мао? Ты же любишь о нем говорить.

— Я была не в себе. Стала не той, кем была всегда.

— Понятно.

— Я пожирала его глазами. Словно… была зачарована. Я чувствовала, что что-то не так, старалась опуститься с небес на землю.

— А что он?

— Он уставился на меня как преступник, услышавший свой смертный приговор.

— В котором часу это было?

— Не помню. Уже смеркалось. Я вроде как боялась самой себя. Мне показалось, что я схожу с ума, потому что я хотела…

— Чего?

— Я хотела его… Хотела ощутить его поцелуй на своих губах.

Я уставилась на подругу.

— Ты поражена, да? — спросила Дикий Имбирь, видя, что я не могу или не хочу отвечать. — Это было ужасно. Я почти не могла себя контролировать, не могла остановиться, хотя и понимала, что это неправильно. Я маоист и должна подавать пример молодежи. Я обещала партии и самой себе сохранить невинность. И что же теперь, я забыла о своей чести, поддалась искушению.

— Я тебе завидую.

— Клен, что за вздор ты несешь?

— Желания тела естественны.

Дикий Имбирь изменилась в лице.

— Прошу тебя, прекрати. Ты говоришь, как реакционер.

— Да будет тебе, Дикий Имбирь, со мной нет нужды играть свою роль. Я же знаю тебя такой, какая ты есть.

— На самом деле не знаешь.

— Да ладно.

— Правда.

Я замолчала и отвернулась.

— Прошу тебя, Клен.

— Я не могу сказать того, что ты хочешь услышать.

— Тогда не говори.

— Но я с тобой не согласна.

— Все должны руководствоваться теми принципами, которые изложены в учении Председателя Мао.

— А как же личная жизнь? Как же близкие отношения, когда ты вверяешь себя другому человеку, который в свою очередь обещает заботиться о тебе и любить тебя.

— В мире истинных пролетариев таких отношений не существует. Есть одно правило: мы живем ради одной цели — служить Председателю Мао и жертвовать собой ради него.

— Значит, любви для тебя не существует.

— Это буржуазное слово. Его надо исключить из своего словарного запаса.

Мы стояли на мусорной свалке, где Дикий Имбирь когда-то проткнула себе руку карандашом. Это место казалось самым безопасным для нашего разговора, здесь нас никто не смог бы подслушать.

Был конец осени, ветер срывал с деревьев листву и кружил ее в воздухе. Мои босые ноги в летних сандалиях начинали мерзнуть. Чтобы немного согреться, я перебирала ногами листья и время от времени слегка подпрыгивала. Наш разговор ни к чему не приводил. Мы вели свою перепалку, стараясь при этом не повышать голоса. Я была просто поражена, когда узнала, что, будучи в Пекине, подруга в подтверждение своей преданности Председателю Мао написала особое письмо, идея которого была предложена главным секретарем Национальной коммунистической молодежной лиги. В письме говорилось, что Дикий Имбирь готова отказаться от личной жизни, в том числе и от брака, ради того, чтобы служить народу и быть маоистом. Она заключила контракт с Народной палатой по печати и литературе на издание в течение последующих десяти лет своих дневников, тексты из которых будут впоследствии включаться в школьные учебники и цитироваться учениками.

— Это такая честь, меня не забудут после смерти! — воскликнула она.

Я поинтересовалась, уверена ли она, что поступила правильно.

— Несомненно, да, — заверила Дикий Имбирь.

— А как же Вечнозеленый Кустарник?

— Я избавлюсь от своих чувств к нему.

— То есть ты не станешь…

— Нас связывает революция.

— Нет, я имею в виду, неужели вы никогда не будете близки?

— Близки как…

— Близки как… любовники.

— Никогда.

— И ты хочешь, чтобы я тебе поверила?

— Председатель Мао учит нас, что «истинный коммунист — это тот, кто держит свое слово».

— И что я должна сказать?

— Что ты гордишься мной.

— Горжусь. Но мне одновременно и жаль тебя.

— Почему?

— Не могу представить себе, чтобы ты всю жизнь провела в одиночестве.

— Маоист не бывает одинок. Разве ты не видишь, что со мной народ Китая? Миллиард человек, которые любят меня и берут с меня пример.

— Ты меня не поняла.

— Повзрослей же наконец, Клен.

— Ты… ты не хочешь быть с Вечнозеленым Кустарником, так?

— Не так.