Книга Собор Святой Марии, страница 46 – Ильдефонсо Фальконес

В течение следующих часов Арнау размышлял над тем, как сделать, чтобы тело Берната исчезло отсюда. Но всякая мысль, которая приходила в голову, разбивалась о проходящие мимо сапоги. Он даже не мог незаметно снять его, а ночью, когда зажгут факелы… Зажгут факелы… Зажгут факелы… Именно в этот миг на площади показался Жоан, бледный, почти белый, с опухшими и покрасневшими от слез глазами. Он направился к брату усталой походкой, и Арнау поднялся ему навстречу. Жоан бросился к нему и обнял, насколько смог дотянуться.

— Арнау… я… — бормотал он.

— Слушай меня внимательно, — перебил его Арнау. — Перестань плакать.

«Я не могу, Арнау», — хотел ответить Жоан, удивленный решительным тоном брата, но промолчал.

— Я хочу, чтобы вечером, в десять часов, ты ждал меня, спрятавшись на углу, где Морская улица выходит на площадь, — быстро произнес Арнау. — Тебя никто не должен видеть. Принеси… принеси одеяло, самое большое, которое ты найдешь в доме Пэрэ. А теперь иди.

— Но…

— Иди, Жоан. Я не хочу, чтобы солдаты на тебя пялились.

Арнау пришлось оттолкнуть брата и освободиться от его объятий. Жоан посмотрел на Арнау, потом перевел взгляд на Берната и задрожал.

— Иди, Жоан! — шепнул ему Арнау.

Той ночью, когда уже никто не ходил по площади и только родственники повешенных оставались у их ног, сменился караул. Вновь прибывшие солдаты не стали ходить вокруг казненных бунтовщиков, а присели у костра, который они разожгли возле крайней в ряду повозки. Было спокойно, дул свежий ветерок. Арнау встал и прошел возле солдат, пряча свое лицо.

— Пойду поищу одеяло, — пробормотал он.

Один из караульных искоса посмотрел на него, но ничего не ответил.

Мальчик пересек площадь Блат, дойдя до угла Морской улицы, и постоял там несколько минут, выглядывая Жоана.

В это время он уже должен был прийти сюда. Арнау приглушенно свистнул. По-прежнему было тихо.

— Жоан, — осмелился позвать он.

Из тени одного дома вынырнула фигурка.

— Арнау, — послышался во тьме слабый голос Жоана.

— Да, это я, — ответил Арнау — Ты почему не отвечал?

— Здесь очень темно, — оправдываясь, тихо произнес Жоан.

— Ты принес одеяло?

Жоан передал ему сверток.

— Хорошо, я сказал им, что пошел за ним. Я хочу, чтобы ты в него укутался и сел на мое место. Иди на цыпочках, чтобы казаться повыше.

— Что ты собираешься делать?

— Я сожгу тело отца, — ответил Арнау, когда Жоан приблизился к нему. — Я хочу, чтобы ты сел на мое место. Нужно сделать так, чтобы солдаты думали, что ты — это я. Ты только сядь… туда, где сидел я, и ничего не делай. Просто закрой свое лицо. Не двигайся, что бы ты ни увидел, что бы ни происходило, хорошо? Ты меня понял? — Арнау не стал ждать, пока Жоан ответит ему. — Когда все закончится, ты будешь Арнау Эстаньолом, как будто у твоего отца не было никакого другого сына. Ты понял? Если солдаты тебя спросят…

— Арнау…

— Что?

— Я не отважусь на это.

— Как?..

— Я боюсь. Меня опознают. Когда я увижу отца…

— Ты предпочитаешь смотреть, как он будет гнить? Ты хочешь видеть его повешенным на городских воротах, чтобы вороны и черви пожирали его труп? — Арнау подождал немного, давая брату время представить эту сцену. — Разве ты хочешь, чтобы баронесса продолжала насмехаться над нашим отцом… даже мертвым?

— Это не будет грехом? — внезапно спросил Жоан.

Арнау пытался рассмотреть лицо брата, но было слишком темно.

— Он просто был голодным! Я не знаю, грех ли это, но я не хочу, чтобы наш отец гнил, болтаясь на веревке. Я это сделаю. Если хочешь помочь мне, набрось на себя одеяло и ничего не делай. Если не хочешь…

Арнау вдруг замолчал, резко отвернулся и пошел вниз по Морской улице, а Жоан направился к площади Блат.

Укрытый одеялом, он стал пристально смотреть на Берната — одного призрака из десяти повешенных, едва освещенных отблесками костра. Жоан не хотел видеть его лица, не хотел смотреть на высунутый лиловый язык, но глаза не подчинялись желаниям, и он брел, не в силах отвести глаз от Берната. Солдаты заметили, как мальчик подошел к повозке, но никто ни о чем его не спросил.

Тем временем Арнау прибежал в дом Пэрэ. Он схватил бурдюк, в котором носил воду, и залил в него масло для светильников. Пэрэ и его жена, сидя у очага, наблюдали за ним, не говоря ни слова.

— Меня нет, — сказал Арнау слабым голосом и опустился перед ними на колени. Коснувшись руки, которой старушка нежно провела по его волосам, мальчик произнес: — Теперь Жоан — это я. У моего отца есть только один сын… Позаботьтесь о нем, если что-нибудь случится.

— Но Арнау… — начал было говорить Пэрэ.

— Тсс! — прошептал мальчуган.

— Что ты собираешься делать, сынок? — настойчиво спросил старик.

— Я не могу поступить иначе, — ответил ему Арнау, поднимаясь с пола.

«Я не существую. Я — Арнау Эстаньол», — твердил про себя Жоан. Солдаты продолжали наблюдать за ним.

«Сжигать труп — это, наверное, грех», — думал он и вдруг поднял глаза. О Боже! Бернат смотрит прямо на него!

Жоан остановился в нескольких метрах от повешенного. Он на него смотрит!

— Что с тобой, мальчик?

Один из солдат собрался встать, чтобы подойти к нему.

— Ничего, — ответил Жоан, прежде чем идти дальше, к мертвым глазам, которые уставились на него.

Тем временем Арнау, схватив светильник и бурдюк, выбежал из дому. Он поискал грязь и вымазал себе лицо.

Сколько раз говорил ему отец о своем приходе в город, который его убил. Мальчик обогнул площадь Блат со стороны Молочной площади и Почтовой площади, пока не дошел до Ковровой улицы, как раз туда, где стояли повозки с повешенными. Жоан сидел рядом с казненным отцом, пытаясь сдерживать дрожь, которая его выдавала.

Арнау оставил светильник на улице, повесил бурдюк на спину и ползком двинулся к тыльной стороне повозок, стоявших под самой стеной дворца викария. Бернат был на четвертой повозке; солдаты продолжали болтать возле костра с другого края. Никем не замеченный, мальчик прополз за первыми повозками, но когда достиг следующей, его увидела одна женщина. Какое-то мгновение она смотрела на него, а потом отвела взгляд и вновь погрузилась в свое горе. Арнау забрался на повозку, на которой висел его отец. Жоан, услышав шорох, обернулся.

— Не смотри! — шепнул ему Арнау, и малыш перестал вглядываться в темноту. — И постарайся не дрожать.

Арнау выпрямился, чтобы дотянуться до тела Берната, но какой-то шум заставил его пригнуться. Он подождал несколько секунд и повторил попытку; еще какой-то шум вспугнул его, однако Арнау остался стоять. Солдаты все так же сидели у костра. Арнау поднял бурдюк и начал поливать маслом труп отца. Голова оказалась достаточно высоко, так что ему пришлось стать на носочки и с силой сжать бурдюк, чтобы масло выходило под давлением.