Онлайн книга «Чудеса и диковины»
|
– Замечательный подарок. Молодец, Томмазо. Герцог погладил меня по голове. Но прежде чем я успел ответить на его благодарность, он развернулся и побрел обратно к библиотеке искусств. – Ваша работа, – сказал я слугам и подбоченившимся грузчикам, – еще не закончена. С сего дня двор перед банкетным залом становится герцогским зверинцем. Меня потрясло ощущение возвращающегося могущества! Томмазо Грилли достаточно было лишь породить идею, и она сразу же начала воплощаться. Я чувствовал – как другие, наверное, чувствуют признаки зарождающейся любви, – что пришел подходящий момент для того, чтобы эфемерная идея стала принимать материальные формы: то, что жило лишь в воображении, вскоре приобретет плоть и зримую форму при помощи пары-тройки дюжин рабочих рук. Адольф Бреннер вышел из своей мастерской, отряхивая грязную робу. Он спросил меня, как мне нравится состояние герцога. – Великолепно. Пока меня не было, ты не показывал ему свои автоматы? – Нет, конечно, нет. – Но они ведь готовы? – Осталось всего ничего: пара мазков краски. Ты куда? – Ты можешь гордиться своими достижениями, Адольфо. Заводные дети. Маленький подвиг инженерии. Я весело шагал, несмотря на ноющие после долгого сидения на ослиной спине ноги, к герцогу, который ждал меня – весьма вероятно, с бутылкой хорошего рейнского, – в святая святых, у себя в кабинете. Изобретатель схватил меня за воротник. – Слушай, Томмазо, появился новый… – …задор в походке герцога? – Твое отсутствие в Фельсенгрюнде… – …вдохнуло новую жизнь в нашу дружбу? Ты совершенно прав, дорогой Адольфо. Глухой и самодовольный, я шагал в сторону библиотеки. Снаружи она выглядела как обычно. Стражник у входа вытянулся по струнке. Я поприветствовал его ленивой улыбкой и прошел мимо. Внутри библиотеки, где раньше были статуи и гравюры, теперь зияла дыра с разбросанными там и тут кучами песка, грудами кирпича и строительным инструментом. – Что… Что это такое? – Вот об этом я и пытался тебе рассказать. Герцог переносит сюда свои покои. В библиотеку искусств. – Не посоветовавшись со мной? – Герцогиня даже не приходит сюда, чтобы посмотреть, как продвигается работа. Она считает это богохульной тратой времени и денег. Они формируют вокруг нее свой союз, Томмазо. Она стала воплощением их недовольства. – Кто, – спросил я, – Кто?… – Винкельбах, разумеется. Потом его брат и Грюненфельдер и все писари из казначейства и канцелярии. – Нет, я спрашиваю: чья эта затея? – А-а… – Адольф Бреннер вдавил подбородок в розовые (кладки шеи. Я с трудом верил своим глазам и поспешил убедиться, что мои работы по-прежнему на своем месте в Камергалери (где под портретом высокомерного предка валялись скульптуры) и в хранилище гравюр, где почти все мои эротические миниатюры были разбросаны тупыми строителями, безразличными к прекрасному. Как мог герцог мне улыбаться, зная, что все мои труды уничтожены и свалены, как мусор, оставленный наводнением, по углам библиотеки? Моя самодовольная походка превратилась в боевой марш. Я откинул полог гобелена и нажал на рычаг двери в тайную комнату. Сейчас я спрошу у него, кому я обязан всем этим ужасом? Герцог был не один. Сперва я не разглядел обладателя густого баса, чей монолог прервало мое появление: герцог как раз закрывал мне обзор. – О, Томмазо. Ты уже видел перестройку, которую я заказал? – Это наш гость? Кто он? – Уже не гость, он теперь здесь живет. Его зовут Джонатан Нотт. Предсказатель, изобретатель, алхимик, – произнес герцог с расстановкой ярмарочного глашатая и сделал шаг в сторону, представляя этого человека моему взору. Природа одарила Джонатана Нота поразительными сине-зелеными глазам, и он очень умело пользовался этим даром. Он явно гордился ими, как и длинными, черными, изогнутыми ресницами. А может быть, все дело было в выразительном прямом носе, мясистый кончик которого опускался ниже ноздрей, или в высоком лбу мыслителя под шапкой спутанных каштановых волос – такой лоб говорил об уме недюжинном, подобном мощному пламени, которое в любой момент может обрушиться на тебя и сбросить с высот, как Икара, опаленного солнцем. На нем была блуза черного шелка с тончайшей полоской из белой тесьмы на рукавах и у шеи. Это был крупный человеке бычьей шеей и руками каменщика. Ростом больше шести футов, Джонатан Нотт на всех смотрел сверху вниз – даже на Морица фон Винкельбаха. Он отвел от меня свой оценивающий взгляд и отвесил глубокий поклон. Потом вновь надел на голову черную ермолку – из тех, которые носят университетские доктора и ярмарочные шарлатаны. – Молодой человек, – вкрадчиво поклонился и я. – Синьор Грилли, – сказал Джонатан Нотт, и его голос вполне соответствовал его фигуре: глубокий, повелительный, с расслабленными самовлюбленными нотками. – Я слышал о вас много чего интересного. – К сожалению, не могу вам ответить тем же. – Я взглянул на герцога, вопросительно подняв брови. – Ваши достижения, – продолжал Джонатан Нотт, – в создании этой библиотеки заслуживают всяческих похвал. Я узнал о ней от герра Збинека – королевского егеря, тестя моего господина. – Бедржих Збинек? – Мы пару раз встречались в Вене, я давал представление в доме одного местного мецената… (Какой ужасный акцент: звонкий и в то же время тягучий. А я еще думал, что мои тосканские интонации плохо звучат на немецком.) – И вот я приехал сюда. – А что это было за представление? – Незваный пришелец прочистил горло и демонстративно промолчал. – Нотт – это шведское имя? – Английское. Я родом из Кента. – Нотт – философ, – вставил герцог. – А-а, философское представление. – Философ в алхимическом смысле, – сказал Джонатан Нотт. – Ну, знаете… превращение обычных металлов в золото… Я оглянулся на герцога; тот был полностью поглощен разглядыванием желтых кутикул своих ногтей. Потрясенный неожиданной перестройкой своей библиотеки, я все еще не свя-зывал эти неожиданные перемены с этим приезжим, как мне казалось, ловкачом. – Стало быть, философ проницательный? – Тот, кто читает между строк, с глубочайшим почтением, Книгу Природы. – И много золота у вас получилось? Джонатан Нотт слегка пожал плечами; он не смог удержать улыбки, заметив мой вызывающий тон, и я понял, что дал сейчас слабину. – Этот пузырек у вас на шее, милорд… – Это красная тинктура, Томмазо. Философское лекарство. – Со вкусом ягод? |