Книга Горы, моря и гиганты, страница 81 – Альфред Деблин

Мардук стоял на холме, на промерзшей земле, перед гигантским скелетом треснувшего ясеня. Порывами налетал ледяной ветер. «Всё в мире когда-нибудь кончается, — думал консул, — я хочу отправиться в путь». Вернувшись в дом, он принялся упаковывать на скамье свой солдатский ранец. Оказалось, тот мужчина положил ему туда пояс, который прежде держал в руке. Мардук хотел было открыть рот, позвать мужчину — но вдруг поднес к лицу левую руку, прикрыл ею рот. Чей же, чей же, чей же это пояс: белый, с серебряным шитьем… Да ведь это — глаза консула расширились — пояс Ионатана.

— Откуда у тебя этот пояс?

— Одна женщина дала мне его; чтобы я тебе показал; она хотела бы нам помогать.

После часа верховой езды они остановились на улице, засыпанной в результате пожара и взрывов; перед низким зданием, на плоской крыше которого лежали обломки обрушившейся соседней башни. Строительный мусор громоздился и перед входом.

Они обогнули эту мусорную гору, и тут на них напала собака. Пока воин отбивался от лающего злобного пса — под конец тот пускал слюну наверху, на недосягаемой каменной круче, — Мардук тряс запертую дверь. Рядом с дверью было маленькое окошко. Мардук вздрогнул, почувствовав, что сбоку кто-то за ним наблюдает. Из окошка высунулась кудлатая женская голова. Бледное худое лицо скривилось и покраснело. Мгновение — и голова втянулась обратно. Мардук забарабанил в филенчатую дверь: «Открывай!» Сквозь собачье гавканье он расслышал какой-то шум внутри и потом, непосредственно за дверью, тихий голос:

— Ты думаешь, я тебе открою. Я не открою.

— Открой. — Теперь он узнал ее, это была Элина. — Почему ты не хочешь открыть?

— Думаешь, я позволю еще раз упрятать меня в тюрьму, ты, собака? Я что, для того родилась, чтобы ты меня мучил?

— Открой, Элина.

— Как же, открою… Сам открывай. Такой опыт пойдет тебе на пользу. Попробуй.

— Я хочу с тобой поговорить, Элина.

— Подожди, я тоже хочу с тобой поговорить. Отойди от двери.

— Зачем? Прогони свою собаку.

— Отойди от двери. До мусорной кучи.

Пока воин гонялся за псом, носившимся вокруг кучи камней, Мардук отошел к ее краю. Дверь распахнулась. В проеме обнаружилась узкая станина в рост человека: на колесах, вытолкнутая из сеней, поблескивающая стеклом и металлом. Наступательный боевой аппарат. Рядом с ним, держа руку на стеклянном рычажке, двигалась та женщина: нахмуренный лоб, сверкающие глаза, рот, который выпускает и всасывает воздух сквозь стиснутые зубы, лишь слегка раздвигая уголки губ. Левая рука вяло свисает вниз. На женщине — белая зашнурованная овчина, как и на Мардуке.

— Ну, Мардук? Как вам теперь? Вот вы стоите. Хотите меня о чем-то спросить. Но сперва, может быть, согласитесь ответить мне.

Мардука пронзила мысль: «Жаль. Она оборотень. Я попался в ловушку. Таков, значит, мой конец».

— Я хотел спросить тебя, что это за история с поясом.

— Теперь, Мардук, вам страшно. Но меня вы отправили в тюрьму, к Кастель. И позволили своим бандам делать с нами, что им взбредет на ум. Вы знаете, чем это кончилось.

— С вами обошлись дико.

— Да неужели? Вы, значит, ко всему прочему еще и трус. Разве вы не обрадовались, когда нас доставили — привязанных к канату, влекомому лошадьми? Разве не стало это для вас особо лакомым удовольствием? То, как мы висели. Ну же, признайтесь.

Крики воина, вой собаки настолько усилились, что оба на несколько секунд замолчали.

— Ты оборотень, Элина. Ты пришла от Ионатана. Я ни о чем не жалею. Я должен был посадить тебя в тюрьму.

— Продолжай.

— А что произошло дальше, не мое дело.

— Не тебе говорить об Ионатане. Упоминать его имя. Ты зверь, зверь. — И она, сняв руку с рычажка, вдруг заплакала навзрыд, прикрыв рот ладонью. Левая рука медленно согнулась в локте; пальцы схватились за грудь.

Мардук воспользовался этим моментом, чтобы — под несмолкающий собачий лай и человечьи вопли — быстро рвануть аппарат на себя, высвободить из дверного проема. Тот покатился вперед, загрохотал по пяти ступенькам крыльца, перевернулся, треснул, брызнув стеклянными осколками и металлическими пластинами. Элина уронила правую руку, спрыгнула на две ступеньки вниз, вслед за аппаратом, беспомощно остановилась, с возмущением глядя на Мардука; слезы все еще текли у нее по щекам.

— Что ж. Ты, значит, добился своего.

Мардук, который секундой раньше, пригнувшись, подбежал к крыльцу, теперь выпрямился, поставил ногу на нижнюю ступеньку:

— Так нам будет удобнее беседовать.

— Сперва — Ионатана. Потом — меня. И кто-то ведь производит на свет таких, как ты…

— Что ты хотела доказать этим поясом?

— Теперь ты задаешь вопрос. Тебе должны были передать, чего я хочу.

— Ты хотела присоединиться ко мне. Скажи сама, Элина: разве ты не заслуживаешь, чтобы я велел прикончить тебя?

Она молчала, долго смотрела на него, больше не плакала; голова ее, словно непроизвольно, поднималась и опускалась. Тихий голос:

— В дом я тебя приглашать не буду. Подожди. Я надену шапку.

Она почти сразу снова показалась в дверях; улыбнулась, не увидев Мардука на ступенях.

Он крикнул из-за кучи мусора:

— Подними руки, Элина!

Она спустилась с крыльца:

— Одну я могу поднять, если тебе так хочется. Другую ты мне связал навсегда. Выходи же!

Она прошла мимо двух освободивших ей дорогу мужчин, шагнула на холодный воздух.

Мардук за ней:

— У тебя при себе нет оружия?

Она прошла дальше, с опущенной головой:

— Ну же. Иди со мной.

Он пропустил ее на несколько шагов вперед, только потом догнал.

— Ты, Мардук, спросил, что я хотела доказать этим белым поясом. А ты не догадываешься, чего я… вообще… от тебя хотела?

— Когда?

— Когда пришла в твой лагерь. Отошли этого человека. У меня нет оружия. Если захочешь меня убить, справишься как-нибудь и сам.

Он велел воину, который уже прикончил собаку и теперь волок за собой на веревке ее окровавленный труп, отойти подальше.

— Ты не знаешь, почему я приходила, Мардук, — она говорила в сторону, кутаясь в овчину, все еще не глядя на него. — Да тебе и незачем знать.

— Тебя подослал Ионатан.

— Молчи, молчи! — Голова медленно повернулась к нему, глаза сверкнули. — Я же сказала, чтобы ты не поминал его имени. Ты не имеешь права. Нет, не имеешь. — Губы ее горько сжались, глаза вновь наполнились слезами. Она отвернулась, всхлипнула.

— Куда ты ведешь меня?