
Онлайн книга «Я жду тебя»
Когда мы вернулись к себе в шатер, Сауно уже напекла лепешек и ждала нас. Сегодня она выпрашивала милостыню у полицейского участка и заработала две аны [19] . На них она и купила муки. На рупию можно купить двадцать серов [20] муки, а на две аны — только два с половиной. Нас было четверо, и на каждого приходилось больше, чем полсера. Это очень много. Сауно пекла лепешки на самодельном очаге, она сложила их на сковородке и поставила на угли, чтобы не остыли. Мы ели и похваливали. Давно уже я не ел с таким удовольствием. Мы пересказывали друг другу события дня и шутили. Пьяри сидела, откинув покрывало. Она отламывала маленькие кусочки лепешки и старательно их жевала. Во дворе показался полицейский. Сауно тревожно посмотрела на нас, Исила вздрогнул, а Пьяри снова натянула на лицо конец покрывала. Подошла Бхура и, грозно подняв хвост, ощетинилась. По сравнению с нами наша собака вела себя более независимо. Дежурный полицейский, толстый и розовощекий человек, обратился к Исиле: — Откуда ты пришел в эту деревню? Исила встал и поклонился, отложив лепешку на сковороду. — Господин, мы бродим по всей округе, зарабатываем на жизнь. — Тебя начальник вызывает. — Будь милостив, господин. Что мы такое сделали? — Поди-ка сюда! Они отошли в сторону. Полицейский что-то сказал Исиле и ушел. Исила вернулся к нам и принялся есть как ни в чем не бывало. Покончив с лепешкой, он посмотрел на Сауно и кивнул в сторону Пьяри. Сауно понимающе нагнула голову, словно говоря: «Я-то сразу поняла, зачем он приходил». Наступила ночь. Я лежал на циновке, курил и прислушивался к разговору Сауно и Пьяри. — Знаешь, зачем приходил солдат? — спросила Сауно. — Догадываюсь. Начальник не спускал с меня глаз. Он, наверно, хочет, чтобы я пришла к нему. Но Сукхрам не согласится. — Не согласится? Подумаешь! Не мужское это дело, ему и говорить незачем. — Он обидится. — Это женское дело, и нам его решать. Чего тут обижаться! Разве мы одни так делаем? Попробуй откажись, начальник с нас живых шкуру сдерет. Упрячет отца с твоим мужем в тюрьму. А что будешь делать без кормильцев? Пойдешь по рукам, чтобы не умереть с голоду! Пьяри задумалась. Стало совсем темно. Неожиданно она поднялась и пошла к деревне, но я догнал ее и схватил за руку. — Куда ты? — Да так, никуда. — И тебе не стыдно врать? — А что я могу поделать? — Не ходи, и все. — А знаешь, чем это обернется? — Мы сейчас же уйдем отсюда. — Нас схватят в другой деревне. Пешком далеко не уйдешь! Я застонал от собственного бессилия. Неужели мы так слабы и беспомощны? И тут я вспомнил о старой крепости. Я же тхакур, а не нат. А разве жена тхакура может идти к начальнику полиции? — Никуда ты не пойдешь, — решительно сказал я. — Но он же тебя и отца исполосует плетьми. — Пусть бьет. — Но он все равно заберет меня. Сейчас хоть подарок даст, а тогда прикажет избить. Я ничего не хотел слушать, у меня словно помутился разум. Я крепко сжал ей руку. — Лучше смерть, чем позор! — Помирать из-за такой безделицы? — рассмеялась Пьяри. — Ну уж нет! Женщины из моего племени всегда шли на это. Что тут особенного? — Ты же знаешь, что ты — жена тхакура! — закричал я. — О да, мой господин. — Пьяри усмехнулась. — По утрам ко мне приходит служанка и купает меня. Чамарин [21] лепит для меня кизяки. Домни [22] забавляет меня танцами и пением. Телин [23] моет мне ноги. Зеленщица приносит овощи прямо к порогу моего дома, жена ювелира приходит ко мне с драгоценными украшениями, ну а жены сокольничего и кучера… — Потаскуха! — вне себя от ярости заорал я. На глазах Пьяри навернулись слезы, но тут же высохли. — Пропади ты пропадом, какой из тебя господин и повелитель! — заговорила она, сверкая глазами. — В тебе нет ни капли сострадания! Ты должен защищать женщину, а ты о себе только и думаешь, о своей чести только и заботишься. Зачем удерживаешь меня? Воображаешь, что защитил меня своим криком? Что, я уже не натни? Подумай сам, ну куда мне деваться? Я пыталась скрыть свою красоту и молодость, а люди все равно все замечают. Разве я могу спрятаться так, чтобы никто меня не видел? Почему я должна стыдиться того, что моя красота бросается всем в глаза! Не хочу я прятать ее от людей! В отчаянии я обхватил голову руками и застонал. Ярость душила меня. — Ладно! Иди в шатер! Пойдешь, когда я вернусь! — сказал я, толкнув Пьяри. Она покорно поплелась назад, а я зашагал в темноту, к деревне. Не знаю, почему, но в этот момент я вспомнил о Махатме Ганди. Некоторые торговцы в деревнях его очень хвалили, потом их за это арестовали. От них я слышал, что Ганди борется за счастье всех бедняков. Но Ганди был далеко, а я шел к дому заминдара. На воротах его дома горел яркий фонарь. У ворот сидел сторож и беседовал с двумя людьми. — Что случилось? — спросил сторож. — Разве господин тебе ничего не дал? — Дал, уважаемый, дал. — Так что тебе еще надо? — О, почтенный господин!.. — начал я срывающимся голосом. — Ну? Гнев и негодование не давали мне говорить. Я вдруг ясно увидел лицо моей Пьяри. Она моя! Я люблю ее! По какому праву кто-то другой должен владеть ею? Только потому, что она слабая женщина? Но разве она виновата в этом? Я, как рыба, открывал и закрывал рот, но слова застряли у меня в горле. Сторож расхохотался. — Ему надо дать пару тумаков, — сказал он, обращаясь к управляющему имением и его приятелю, — тогда этот ублюдок может быть заговорит. О, великий боже! У меня помутился разум. Я пришел к этим людям за помощью, а что услышал! Не помня себя, я закричал: — Не я ублюдок, а ты! Грязный пес! Да к тому же сторожевая дворняга! Я смутно помню, что за этим последовало. Знаю только, что все трое бросились на меня с криками: «Бей его! Бей его!» Перед глазами мелькнул чей-то кованый ботинок, и скоро мое лицо превратилось в кровавое месиво. Передо мной поплыли черные круги, я потерял сознание и очнулся только в полицейском участке. До меня донесся голос сторожа: |