Книга Мистерии Осириса. Древо жизни, страница 31 – Кристиан Жак

Нужно было войти в полузатопленные тростниковые заросли и идти по грязи. Зато таким образом можно было избежать встречи с солдатами Сесостриса и каждый вечер ужинать жареной рыбой.

Наперекор явным намерениям Бешеного и Кривой Глотки Провозвестник запретил им грабить редкие рыбачьи деревни, попадавшиеся на пути.

— Да мы и задержались бы совсем ненадолго, — уговаривал Кривая Глотка.

— Добыча не стоит того, и мы не должны оставлять следов. Нападение на землю Хатхор было лишь первой пробой сил. Вскоре мы ударим гораздо сильнее.

— А можно узнать, куда мы идем?

— За Царские Стены. По этой причине и нужно соблюдать все предосторожности и пробираться по участкам, которые считаются непроходимыми.

— Ну вы ведь не рассчитываете взять штурмом египетские укрепления?!

Каждому доводилось слышать об оборонительной системе, возведенной первым из Сесострисов, чтобы укрепить границы страны с северо-востока и отбить любые попытки вторжения. Связанные друг с другом системой оптических сигналов многочисленные сторожевые и охранные посты имели команды лучников, каждый из которых должен был стрелять в того, кто осмелится пересечь территорию.

— Еще рано, — признал Провозвестник, — но наш час придет. Царские Стены дают Египту иллюзорное ощущение безопасности.

— И все же, — заметил Бешеный, — их стерегут настоящие солдаты и...

— Продолжай верить мне, и все будет хорошо. Первая цель: пересечь границу и не быть замеченными. Потом мы войдем в контакт с новыми союзниками.

— О ком говорите вы, господин?

— Об азиатах и бедуинах, которые стесненно живут в Ханаанской земле и которых притесняет египетская администрация. Они, безмерно унижаемые, думают лишь о восстании, но опасаются кровавой расправы. Они ждут только вождя — меня, Провозвестника!

Бешеный был в восторге. И даже Кривая Глотка, который считал своего шефа сумасшедшим, верил, что тот способен организовать прекрасную серию грабежей, которые сделают богатыми их участников. Но в то, что возможно пройти за Царские Стены незаметными, — в это каторжник с медных рудников верить отказывался.

Однако тут-то Кривая Глотка и ошибался.

Не спеша, Провозвестник отправил нескольких разведчиков, чтобы выведать расположение наименее строго охраняемой точки прохода. Эта задача ему удалась. Тогда несколько дней он провел за наблюдением поведения египетских солдат и таможенников. И однажды, в середине самой темной безлунной ночи, он разбудил своих сподвижников и приказал двигаться за ним.

Все безмолвно проскользнули вдоль стены укрепления, когда за ней никто не наблюдал.

— Наш начальник, — признал Кривая Глотка, — это что-то!

— Если повезло однажды такого найти, — восторженно воскликнул Бешеный, — его нельзя предавать!

— А добыча? К ней он не питает склонности?

— Плевать он на нее хотел. Слушай, ты согласен, если мы с тобой как ближайшие помощники Провозвестника, будем брать себе по максимуму, а остальное делить между другими?

— Это мне вполне подходит. Если кто-нибудь станет ворчать, я ему хребет перебью. Просто ради того, чтобы остальным не было повадно, и все тут! А ты мне скажи вот что... Наш начальник, что же он ищет, а?

— Им владеет желание познать абсолютную истину, которой он хочет распоряжаться единолично и которую хочет навязать всему человечеству. Люди или покорятся, или умрут. Его основной соперник — фараон, потому что он отвергает его догматизм.

— Ты, Бешеный, странно рассуждаешь!

— Я слышал, что говорил Провозвестник, и повторяю его слова.

— А мне на это наплевать! Главное — чтобы шеф был прекрасным военачальником и обращал людей в свою новую веру мечом и кровью! Чем больше мы убьем египтян, тем богаче станем.

Когда Провозвестнику повстречались первые азиаты-скотоводы, владельцы больших стад, он тут же им объявил, что является решительным противником Сесостриса, чем привлек внимание вождей племени. Он согласился на долгие разговоры, которые обычно ничем не кончаются, и ему удалось добиться главного: поговорить с главным оккультным жрецом племени — старым слепым бедуином, ненависть которого к египтянам постоянно росла. Он направлял атаки на плохо охраняемые караваны и приказывал казнить ханаан, которых подозревали в добродушном отношении к врагу.

Едва Провозвестник вошел в скромную комнату, где в своем кресле неподвижно сидел этот бородатый старец, тот радостно ему улыбнулся.

— Ну, вот и ты, наконец! Я так долго жду тебя... Я сам ни на что уже не годен, разве лишь на корм насекомым. Но ты — ты начнешь метать громы и молнии! Нужно положить конец закону Маат и царствованию ее сына, фараона!

— Что ты посоветуешь мне?

— Фронтальная война обречена заранее. Посей ужас на территории Египта — для этого будет достаточно нескольких верных, готовых отдать жизнь за наше дело. Пусть точечные операции дают максимум жертв и распространяют панику среди населения. Во всем будут винить Сесостриса, и его трон поколеблется.

— Я — Провозвестник и требую абсолютного повиновения тех воинов, которых ты мне дашь.

— Они — твои! Но тебе понадобятся и многие другие. Дай мне дотронуться до твоих рук.

Провозвестник приблизился.

— Странно. Можно подумать, что это когти сокола! Ты такой, каким я тебя видел в моей надежде, — жестокий, беспощадный, непобедимый!

— Если бы у тебя к тому были средства, с какого места ты начал бы борьбу?

— Без сомнения, с Сихема! [14] Там лишь небольшой египетский гарнизон. Истребить население не составит труда, а победа будет впечатляющей.

— Значит, начнем с Сихема.

— Позови моих слуг и попроси их перенести меня на порог моего дома. Пусть туда соберутся все участники вооруженного похода.

С поразительной для своего возраста страстностью слепец проповедовал перед собравшимися тотальную войну против Египта и представил Провозвестника и как своего преемника, и как единственного начальника, способного привести своих воинов к победе.

Затем, в момент наивысшего порыва ненависти, он умер.

Маленький городок Сихем дремал под раскаленным солнцем, а египетский гарнизон вяло занимался своими ежедневными делами, среди которых военные упражнения занимали лишь небольшое место. После десяти лет службы в этом затерянном углу Египта начальник гарнизона больше не пытался противостоять непрерывным поискам выгоды, которые вело местное население. Главы больших семейств, число детей в которых было невозможно даже сосчитать, улаживали свои дела между собой. Понемногу друг у друга крали, друг друга убивали, сводили счеты, нанося удар в спину, но не нарушали при этом общественный порядок. В этом пункте с начальником гарнизона невозможно было сговориться: соглашаясь ничего не замечать, он не желал слушать никаких отговорок.