Книга Император Юлиан, страница 158 – Гор Видал

- Да, лицо я вижу, - вяло отозвался я. Мне и в самом деле удалось его рассмотреть: мрачное, жестокое лицо палача.

- Но тебе не нравится?

- Перед моими глазами смерть. Как может она мне нравиться?

- Смерть - это еще не конец.

- Но это конец жизни.

- Только этой жизни…

- Жизни! - яростно набросился я на него. - Вы избрали смерть, все вы!

- Нет, не смерть. Мы выбрали вечную жизнь, воскрешение…

- Расскажи эту сказку малым детям! Вот она, правда: тысячелетиями мы обращали свои взоры к жизни, а теперь вы убеждаете друг друга, что этот мир не для нас. Вы поклоняетесь мертвецу, и глаза ваши обращены в загробный мир. Но только его не существует.

- Мы верим…

- Это единственное, что вам остается, Иоанн Хризостом, больше ничего. Отвернись от этого мира, и пред тобою разверзнется зияющая бездна!

- Мы оба помолчали, а потом Иоанн спросил:

- Неужели ты не придаешь никакого значения нашей победе? Ведь мы победили, ты должен это признать.

Я пожал плечами:

- Золотой век прошел, пройдет и железный век, и все в мире, включая род человеческий. Но теперь, когда появился ваш новый бог, у человека отнята надежда на счастье.

- Навечно?

- Ни одно из творений рук и ума человеческого не вечно, не исключая и Христа, самое страшное из его творений.

Иоанн не ответил. Мы вышли из церкви на улицу, и нас охватило приятное тепло. Люди, которых я не видел, здоровались со мной. Тут подбежал мой сын, я распрощался с Иоанном и сел в носилки. Всю дорогу до Дафны Симон возбужденно рассказывал о своей беседе с наместником. Он надеется преуспеть на государственной службе.

И вот я сижу в кабинете один. Документы Юлиана уже убраны со стола - с этим все кончено. Мир, который Юлиан мечтал возродить и сохранить, исчез… не буду писать: "навсегда", ибо будущее не ведомо никому. А между тем варвары уже у ворот. Но когда они проделают в стене брешь, им не достанется ничего ценного, лишь пустые реликвии былой славы. Дух Рима покинул нас. Что ж, да будет так.

Весь вечер я провел, читая Плотина. Как ни парадоксально, несмотря на пронизывающую его сочинения глубокую печаль, он меня успокаивает. Вот что он пишет: "Жизнь здесь, с земными тварями, - это падение, поражение, повреждение крыла…" Крыло действительно повреждено, мы пали, и поражение очевидно. Сейчас, когда я пишу эти строки, масло в моем светильнике кончается, и светлый круг, в котором я сижу, медленно сужается. Скоро в комнате наступит тьма. Всегда боишься, что именно такой будет и смерть, но чего еще ждать? Юлиан унес свет с собой. Теперь остается только дожидаться, пока совсем стемнеет, и надеяться, что когда-нибудь взойдет новое солнце и настанет новый день, порожденный таинством времени и неизменной любовью человека к свету.

Рим, апрель 1959 г.