
Онлайн книга «Золото бунта, или Вниз по реке теснин»
— Вот здесь надо веревку спустить, — сказал Осташа. Колыван молча снял с плеча моток и, присев, принялся привязывать конец веревки к еловому комлю. Осташа тем временем обвязывал себя под мышками другим концом веревки. Штуцер лежал на земле. — Может, выбросим ружье в воду? — предложил Осташа и тотчас пожалел: зачем сказал? Если захотел выбросить — надо было пнуть по штуцеру, и все. Колыван за ремень быстро подтащил штуцер к себе. — Тебе не надо — а мне пригодится, — сказал он. — Хорошее ружье — вещь полезная. — Ты же помирать собрался. — Может, мне тогда и порты с себя снять да со скалы бросить? Осташа хмыкнул. Они проверили узлы, подергали, Колыван распутал веревку. Осташа лег на живот ногами в обрыв. — Теперь стравливай меня помалу, — велел он Колывану. — А глубоко ли полезешь? — Сажени на три. Колыван перекинул веревку себе через шею, обмотал веревкой запястье и отошел от обрыва. — Давай, — сказал он. — А я собою попридержу… Шажочками буду к краю идти, а ты кричи мне снизу. Дальше пяти саженей не улетишь, не трусь. — Кто бы трусил еще… — проворчал Осташа, сползая по мокрому мху к кромке скалы. Он снизу глядел на изготовившегося Колывана, а Колыван отворачивался, не показывал глаза. Тогда Осташа подобрал длинный корявый сучок и сунул его за ворот — пригодится. Вот ноги его повисли в пустоте, вот и живот начал опускаться в никуда — пальцы против воли впились в мох. — Держи внатяг и по вершку, — придушенно приказал Осташа. Он еще оттолкнулся и повис на веревке, чувствуя, как она врезалась под мышки. Осташа пошарил ногами и нащупал корень, до которого они с Никешкой допрыгивали. Прижавшись к скале, Осташа встал на корень коленями. Потом чуть изогнулся и схватился за корень руками. Потом сбросил себя в пустоту, стоя на корне на руках. Потом осторожно опустил себя так, что корень пришелся уже под подбородок. И наконец он повис на корне. Вниз не глядел, только слышал, как под скалой удивленно курлюкает вода. — По вершку на полтора аршина спусти! — крикнул Осташа наверх. Ломая сопротивление собственных пальцев, он отцепился от корня и повис совсем. Теперь самое страшное было позади. Мелкими бабьими толчками Колыван спустил Осташу на полтора аршина. Осташа висел, опустив руки, как удавленник. Под мышками резало и жгло, но он не обращал на это внимания. Осташа обыскивал взглядом все выступы скалы. Ничего не узнавалось… Неужели вот на этой полочке они с Никешкой вчера стояли?.. Да как же тут устоять можно?!. Вот!.. Крошечный выступ, а на него по-прежнему нацеплена гроздь зеленых крестиков. Перебирая по скале ладонями и коленями, Осташа чуть передвинул себя в сторону и снял с выступа гайтан. — Видишь крест?.. — донесся сверху крик Колывана. — Вижу!.. — крикнул в ответ Осташа. — Сейчас заберу! Больше не стравливай!.. Он разорвал гайтан и ссыпал кресты на ладонь, перевернул их пальцем, читая буквы, процарапанные на исподе. «КЛВН БГРН». Осташа губами снял с ладони четыре крестика и во рту языком задвинул их за щеку. Нитку гайтана продел обратно в ушко крестика Колывана и связал. Потом вытащил из-за ворота подобранный сучок и накрутил гайтан на его развилку у самого кончика. — Тафай! — крикнул он наверх. — Тяни!.. Колыван потащил Осташу наверх. Осташа висел тряпкой, не помогал себе. Когда его доволокло коленями до корня, он быстро поднял ногу, наступил на корень носком сапога и выбросил себя на край обрыва. Колыван оглянулся и сразу скинул со спины веревку. Осташа тотчас отполз и от Колывана, и от обрыва. Опираясь рукой о ствол сосны возле края скалы, он поднялся на ноги. Отвязать от груди веревку времени не было. Веревка и не позволила Осташе прыгнуть куда-нибудь за дерево, укрыться, убежать в лес. Колыван уже держал штуцер. — Покажи крест, — шепотом сказал он. Осташа вытянул в сторону обрыва руку с сучком. Сучок был уже за кромкой скалы. Крестик висел над пустотой. Не сводя взгляда с Колывана, Осташа поднес ко рту ладонь и выплюнул другие крестики. — Твой — вот, — сказал он Колывану и покачал крестиком над пропастью. — Мой ли? — опять шепотом переспросил Колыван. — Твой. Можешь в голос говорить, наушников тут нет. — Ну и отдай его мне… Колыван не поднимал ружья, но выстрелить в Осташу он мог и от живота. — Выстрелишь — я крест в воду уроню, — предупредил Осташа. — Брось штуцер в Чусовую — я тебе отдам крест. Колыван молчал, молчал страшно долго. Лицо его оставалось неподвижным. Опять у него все получалось как с Чупрей. Теперь вот Осташа ему не доверял, и сам он не мог себя сломать, чтобы Осташе довериться. Душа Колывана, заговоренная на медный крестик, висела и покачивалась в пустоте над Чусовой. — Я штуцер выброшу — и ты крест выбросишь, — хрипло сказал Колыван. — На сучок его привязал… Это чтобы крест не утонул и я за ним со скалы прыгнул? — Я убивец, но не душегуб, — ответил Осташа. — Я тебе не верю, парень, — с мукой признался Колыван. — Я убивец, но не клятвопреступник. Богом клянусь: выбросишь штуцер — отдам крест. Я ведь святого Трифона не встречал, я еще жить собираюсь. — Казной попользоваться? — А тебе какая разница? — спокойно спросил Осташа. — Тебе ведь не нужна казна. Жалко тебе, что ли, если я ее себе заберу? Борода у Колывана зашевелилась как живая. — Убью щенка… — Он опять перешел на шепот. — Нет. Вот в этот раз ты уже свою душу убьешь, не меня. Колыван вздернул штуцер и приложил его к плечу, нацелившись на Осташу. — Поверь человеку хоть раз в жизни, — предложил Осташа. На него уже столько раз прицеливались и Фармазон, и Чупря, в него уже столько раз стреляли, что он как-то даже привык, что ли. — Поверь… И реши для себя, что тебе важнее: царева казна или своя душа? На твоей совести народу не меньше моего… Для чего ты людей губил? За казну или за душу свою дрался? — Все, кто погублены, — в истяженьи погублены. За них на мне никакой вины нету… Душа моя чистая, — глухо выдавил Колыван. — Тем более, — усмехнулся Осташа. — Решай: царева казна или чистая душа? — Искушаешь, сатаненыш… — Спасаюсь. — Будь ты проклят!.. — отрывая голову от приклада штуцера, яростно сказал Колыван. — За что же ты мне встретился!.. — А ты мне за что? — Отдай крест… Чего тебе меня бояться? Ты же говорил, что камлал на ружье и оно в тебя стрелять не будет… |