Книга Хозяин морей. Капитан первого ранга, страница 43 – Патрик О'Брайан

— Моя тарелка и чайное блюдце мне еще пригодятся, — заупрямился Стивен. — Не надо их мыть — я на них подул. И я хочу, Джек, — вскричал он, — чтобы вы оставили эту кастрюльку в покое. Она чиста! Что может быть более гигиенично, более целебно, чем кипяченое молоко? Я вытру посуду! — крикнул он в открытую дверь.

— Нет, нет! — воскликнул Джек, как-то уже видевший доктора за этим занятием. — Тут для двоих нет места, я уже почти все вытер. Вы только присмотрите за камином, хорошо?

— Может, мы что-нибудь сыграем? — спросил Стивен. — Фортепьяно вашего друга в сносном состоянии, а я нашел немецкую флейту. Чем вы сейчас заняты?

— Драю камбуз. Подождите пять минут, и я к вашим услугам.

— Можно подумать, будто произошел всемирный потоп. Эта ваша излишняя забота о гигиене, Джек, эта суеверная борьба с грязью, — качая головой, заметил смотревший на огонь Стивен, — напоминает религиозное почитание чистоты индийскими браминами. От такого рвения один шаг до брезгливости, а брезгливость это, друг мой, болезнь — какотимия.

— Может быть, и так, — отвечал из кухни Джек Обри. — Надеюсь, она заразна? — ехидным тоном спросил он. — Ну, сэр, — продолжал Джек, появившись в дверях со свернутым фартуком под мышкой, — где же ваша флейта? Что мы будем исполнять? — Он уселся за пианино и пробежался пальцами по клавишам, напевая:

Испанские собаки намерены опять

И Гибралтар, и Порт-Магон

К своим рукам прибрать.

— Разве не так? Разве они не хотят выбить нас из Гибралтара?

От одной мелодии он рассеянно переходил к другой, в то время как Стивен неторопливо настраивал флейту. В конечном счете из какофонии звуков возникло адажио к сонате Гуммеля.

«Неужели играть так вульгарно его заставляет скромность? — удивлялся Стивен, ломая голову над сложным пассажем. — Могу поклясться, Джек понимает душу музыки — он высоко, больше чем что-либо другое, ценит ее.

А между тем извлекает из инструмента эти бессмысленные звуки. С инверсией же будет еще хуже… этакая сентиментальная пошлость. А ведь он старается, он исполнен доброй воли и прилежания, однако не может извлечь из скрипки ничего, кроме банальностей, за исключением тех случаев, когда ошибается. На фортепьяно у него получается еще хуже, хотя ноты звучат верно. Можно сказать, что это играет девочка — этакая милая крошка под триста фунтов весом. Однако лицо выражает не пустую сентиментальность, а страдание. Боюсь, что он очень страдает. Его игра очень напоминает манеру Софи. Понимает ли он это? Сознательно ли подражает ей? Не знаю; во всяком случае, их стиль очень похож, то есть сходство в отсутствии стиля. Возможно, это застенчивость, осознание того, что они не должны преступать определенные пределы скромности. Да они очень схожи. Джек, понимая истинную природу музыки, может играть как какой-нибудь неуч, но знает ли, что такое настоящая музыка, Софи?.. Впрочем, возможно, я недооцениваю ее. Возможно, передо мной человек, исполненный подлинных поэтических чувств, который в состоянии петь лишь о лужочках да цветочках, не находя иного выражения этим чувствам. Боже мой, как он печален. Чего доброго, еще расплачется. Это лучшее из созданий — я очень люблю его, — но он англичанин, не более, — чувствительный, как все они, до слезливости».

— Джек, Джек! — воскликнул Стивен. — Вы ошиблись во второй вариации.

— Что? Что? — резко и страстно воскликнул он. — Зачем вы мешаете мне, Стивен?

— Послушайте. Вот как она должна звучать, — спокойно ответил Стивен, склонившись к нему и исполнив пассаж.

— Вовсе нет! — вскричал Джек. — Я исполнял правильно! — Встав, он стал взволнованно расхаживать по комнате, заполняя тесное пространство своей массивной фигурой. Джек как-то странно покосился на доктора, но, сделав один или два поворота, улыбнулся и сказал:

— Давайте-ка поимпровизируем, как это бывало возле берегов Крита. С какой мелодии начнем?

— Вы знаете «День святого Патрика»?

— А как она звучит? — Стивен заиграл. — Ах, эта? Ну, конечно, знаю. Мы ее зовем «Бекон с зеленью».

— Нет уж, увольте. От такого названия я буду думать не о музыке, а о еде. Давайте начнем с «Призрака чулочника», а потом посмотрим, во что это выльется.

Музыка то звучала, то затихала, одна баллада превращалась в другую; звуки пианино сменялись звуками флейты, потом все происходило наоборот. Иногда оба еще и пели простые матросские песни, которые так часто слышали в море.

Со смертью, друзья, мы встречались не раз,

О том и пойдет мой правдивый рассказ.

Уж нашего брига давно больше нет:

На скалах прибрежных он встретил рассвет.

— Смеркается, — заметил Стивен, оторвав губы от флейты.

— «На скалах прибрежных он встретил рассвет», — снова пропел Джек. — Действительно смеркается. Так оно и есть. Слава богу, что дождь кончился, — определил он, наклонившись к окну. — Ветер повернул на ост, чуть к норду. Так что прогулка будет сухой.

— Куда же мы идем?

— Разумеется, на раут к Куини. К леди Кейт. — Стивен с сомнением посмотрел на рукав сюртука.

— При свете свечей ваш сюртук будет выглядеть вполне сносно, — произнес Джек. — И даже отлично, если к нему пришить среднюю пуговицу. Снимайте-ка его и передайте мне эту шкатулку со швейными принадлежностями. Я приведу ваш сюртук в порядок, а вы тем временем завязывайте галстук и надевайте чулки. Да непременно шелковые. Эту шкатулку Куини подарила мне, когда я впервые выходил в плаванье, — заметил он, обматывая нитку вокруг пуговицы и откусывая ее у самого основания. — А теперь приведем в порядок ваш парик — немного муки из мешка, как дань моде. Позвольте, я почищу ваш сюртук… Великолепно — можно пойти хоть на прием к премьер-министру, клянусь честью!

— А зачем вы кутаетесь в этот подозрительный черный балахон?

— Господи! — воскликнул Джек, положив руку на грудь Стивену. — Я же вам ничего не сказал! Одна из девиц Лэмб отписала о наших злоключениях своему семейству, и это письмо тиснули в газете. Там упоминается мое имя, а это значит, что судейские крысы уже начали на меня охоту. Так что закутаюсь в плащ, а когда мы сядем в омнибус, натяну на нос треуголку, — глядишь, и пронесет.

— А вам обязательно нужно туда? Стоит ли риск оказаться в долговой яме пустой светской болтовни?

— Стоит. Там будет лорд Мелвилл, и к тому же я должен увидеться с Куини. Я к ней очень привязан, а кроме того, мне следует позаботиться о своей карьере — там будет адмирал и полдюжины других важных лиц. Я вам все объясню по пути. Там столько улиц, что запутаешься…

— Я слышу крик нетопыря! Чу! Тихо! Снова крикнул! В такое позднее время года! Это же чудо.

— Это хорошая примета? — спросил Джек, прислушиваясь. — По-моему, это добрый знак. Может, теперь тронемся? Немного прибавим шагу?

До Аппер-Брук-стрит они добрались, когда гости стали съезжаться. В свете факелов выстроилась цепочка экипажей, ждавших своей очереди, чтобы высадить пассажиров у дома номер три. Навстречу двигалась другая вереница карет, пытавшихся добраться до номера восемь, где принимала друзей миссис Деймер. На тротуарах стояла плотная толпа зевак, желавших поглазеть на гостей и обменяться замечаниями по поводу их нарядов; всюду сновали босоногие мальчуганы, открывавшие дверцы экипажей, вскакивавшие на запятки, суетившиеся среди карет и из озорства пугавшие лошадей. Джек намеревался выскочить из экипажа и безопасности ради тут же броситься вверх по лестнице, но медлительные олухи, притащившиеся пешком или оставившие свои экипажи на углу Гросвенор-сквер, роились, словно пчелы, у входа и мешали войти.