
Онлайн книга «Спиридов был - Нептун»
Обручение прошло на славу, и Линар укатил в Саксонию улаживать свои дела перед свадьбой. А Головин верно подметил нерасторопность шведов в Финском заливе. Они явно не торопились показать свой воинственный пыл на море. Да и на суше шведские генералы действовали вяло, чем не преминул воспользоваться главнокомандующий русскими войсками фельдмаршал Ласси. Стремительным ударом русские войска разгромили шведов под Вильманстранд, овладели этой крепостью и пленили генерала Врангеля. Шведы отошли и начали собирать силы. К ним прибыл новый главнокомандующий фельдмаршал Левенгаупт. Он велел подбросить в расположение русских полков прокламацию о намерении шведов «избавить достохвальную русскую нацию, для ее же собственной безопасности, от тяжкого чужеземного притеснения и бесчеловечной тирании и представить ей свободное избрание законного и справедливого правительства». Шведский король, вроде сочувствуя русским, откровенно намекал на поддержку Елизаветы. Все «возмутительные» листки доставили в Петербург. Всполошились Антон-Ульрих и Остерман. Встревоженный больной канцлер велел на руках отнести себя к правительнице. — Ваше величество, несомненно готовится против вас злой умысел, надобны срочные меры. — Ах, бросьте, граф, ваши фантазии, — весело ответила взбалмошная и беспечная Анна, — лучше посмотрите, какой чудесный наряд придумали портные для моего сына! Остерман знал, что правительница под влиянием Линара давно не расположена к нему, но не до такой степени. Прошла неделя-другая, и Анна получила известие от британского посла Финча о замыслах Елизаветы свергнуть ее с престола. Спустя несколько дней, в ночной час, правительницу потревожило письмо обер-гофмаршала Левенвольде — ей серьезно угрожает заговор Шетарди и Лестока с целью воз вести на престол Елизавету. Заставило встрепенуться наконец-то благодушную Анну сообщение из Бреславля — верные люди предостерегали ее, также советовали немедля арестовать Лестока. Вечером 23 ноября 1741 года, как часто бывало на куртаге [33] , за карточным столом у правительницы собрались приближенные вельможи, генералы, иноземные послы. В разгар игры шел обычный светский разговор, но в паузе Анна, посмотрев на Елизавету, вдруг спросила: — Что это, матушка, слышала я, будто ваше высочество имеет корреспонденцию с армией неприятеля и будто доктор ваш ездит к французскому посланнику и с ним разные фикции в той же силе делает? Ни тени замешательства или растерянности не появилось на лице Елизаветы. Лишь легкий румянец выдал некоторое смущение, но ответ был скорым и твердым: — Я с неприятелем отечества моего никаких альянсов и корреспонденции не имею, а когда мой доктор ездит до посланника французского, то я его спрошу, а как он мне донесет, то я вам объявлю. — Ну, гляди, матушка, сделай спрос, а то, не ровен час, доктора вашего и заарестовать недолго. Прерванная игра возобновилась, а когда Елизавета вернулась в свой Смольный дом подле Преображенских казарм, где ее поджидал Лесток, на лице ее не было обычной беспечной улыбки. — Худы наши дела, — вздохнула, раздеваясь, Елизавета, — все домыслы наши известны правительнице. Трусливый от природы, побледневший Лесток, выслушав Елизавету, пробормотал: — Что-то предпринять надобно без промедления, каждый час дорог. По пути домой Елизавета многое передумала. Опереться-то не на кого, да и советчиков и верных друзей раз-два и обчелся, все решала сама. — Поезжай-ка к себе, выспись, да и мне надобно сил набраться. Поутру поезжай к Разумовскому, да Шуваловым с Воронцовым Михайлой. Повести, как стемнеет, я их в гости жду. Делай сие скрытно, платье-то перемени, не мне тебя учить, от посторонних глаз прячься. Среди бела дня, не таясь, к Елизавете нагрянула семерка верных встревоженных преображенцев. — Матушка наша, нынче поутру указ объявлен от фельдмаршала. Спешно сбираться всей гвардии в поход. Днями к Выборгу выступаем. «И здесь упреждают меня, — поморщилась Елизавета, — единой моей опоры надумали меня лишить». — Передайте своим дружкам, в одночасье им быть настороже. В ночь к вам наведаюсь. Да накажите сержантам с вечера высмотреть все про караулы в покоях регентши. Видимо, проснулась в беззаботной и разбитной Елизавете отцовская жилка решимости и отваги в горячую пору. Посоветовавшись поздно вечером с братьями Шуваловыми, Разумовским и камер-пажом Воронцовым, Елизавета начала действовать. — Преображенцы мне поведали, у регентши нынче караулы по обычаю расставлены, без призора особого. Дабы не привлекать внимание, поедем, Михайла, на твоих санках к преображенцам. Цесаревна подумала минуту-другую и продолжала, поглядывая на братьев Шуваловых и Разумовского: — Вы за полночь около Зимнего будьте, думаю, все спроворим к тому часу. С собой Лестока прихвачу, он мастер рубликами одаривать преображенцев. Елизавета перевела дух, молча подошла к образам, помолилась. Алексей Разумовский помог ей одеть кирасу и проводил до саней. В Преображенском полку Елизавету уже ждали. «В ночь с 24 на 25 ноября, — вспоминал впоследствии опальный фельдмаршал Миних, — эта велика принцесса прискакала в казармы Преображенского полка и, собрав своих приверженцев, сказала им: „Ребята, вы знаете, чья я дочь, идите за мной!“ Все было условлено, и офицеры и солдаты, узнав, его от них требуют, отвечали: «Матушка, мы готовы, мы их всех убьем». Принцесса великодушно возразила: «Если вы хотите поступить таким образом, то я не пойду с вами». Она повела этот отряд прямо в Зимний дворец, вошла в комнату великой княгини, которая была в постели, и сказала ей: «Сестрица, пора вставать». Приставив караул к великой княгине, ее мужу принцу Брауншвейгскому и сыну их, принцу Ивану, она возвратилась в свой дворец, находившийся возле Летнего сада, и в ту же ночь приказала арестовать меня, моего сына, графа Остермана, вице-канцлера графа Головкина, обер-гофмаршала графа Левенвольде, президента Коммерц-коллегии барона Менгдена, действительного статского советника Темирязева и некоторых других; все мы были отправлены в крепость. В ту же ночь принцесса Елизавета была признана императрицей и самодержавной российской государыней всеми сановниками, прибывшими в ее дворец, перед которым по ту сторону канала собралась многочисленная толпа народа; гвардейцы же заняли улицу и кричали «ура!». Наутро Елизавета в открытой коляске отправилась в Зимний дворец, где была провозглашена императрицей и где все принесли ей присягу. Все совершилось тихо и спокойно и не было пролито ни одной капли крови; только профессор академии Гросс, служивший в канцелярии графа Остермана, застрелился из пистолета, когда его арестовали». Фельдмаршал кратко поведал динамику событий. Другие очевидцы рассказывали, как по пути к Зимнему Елизавета, чтобы не поднимать излишнего шума, вышла из саней и пошла пешком, но двигалась медленно, начала отставать, а солдаты шли быстро — подгонял крепкий мороз. Тогда гвардейцу подхватили ее, посадили на плечи и внесли в Зимний дворец. |